В высшей степени тяжело было всем чинам отряда, из коих большинство с неимоверными лишениями исходило в предшествовавших рекогносцировках не одну тысячу верст по безотрадной пустыни, отказаться от достижения преподанной им конечной цели, в то время, когда цель эта казалась уже столь близкою к осуществлению. Приказание об отступлении в задних эшелонах произвело потрясающее действие. Так, Араблинский в путевом журнале своего эшелона записал: «Собрав всех офицеров, я прочитал роковую записку[129]
, которая поразила нас всех. Не вдаваясь в подробности заявлений офицеров, я дал сигнал „кругом“[130]: никто не понимает, люди продолжают идти вперед. Тогда дал сигнал „стой“: остановились все; но по сигналу „кругом“, который был повторен пять раз, люди все таки стоят, как будто на них нашел столбняк. Наконец, голос и команда ротных командиров заставили людей повернуться». В другом месте того же журнала говорится: «вперед шли ровным маршем; назад же и в особенности в первый момент надо было командирский голос возвысить».Приняв решение отступить в Красноводск, Маркозов привел его в исполнение не теряя времени, так как промедление привело бы к тому, что продовольствия не достало бы для людей, не говоря уже про фураж для лошадей, которого оставалось всего до 1,050 пудов и дача которого могла лишь отпускаться по 5 фунтов в сутки. Недостаток ячменя заставил начальника отряда, пред выступлением назад, отдать приказание забраковать по 15 лошадей в каждой сотни, которым зернового фуража и не отпускать. Это же обстоятельство заставило его, из Игды, 25 апреля, написать Клугену в Красноводск: «…. Мы идем назад. Теперь то начинается ваша роль. Вы, конечно, поймете, что фураж у нас не в изобилии и потому необходимо как можно ближе к Белеку подвезти нам ячмень… Если окажется возможным, то не мешает также держать около Белека на лодках, или пароходе, или барже и сухари или хлеб. Вы знаете, что идти назад всегда труднее и что тут-то именно и необходима энергическая помощь и предупредительность. Вы поймете, как мне важно знать, что это письмо вами получено и потому ради Бога, давайте скорее ответ. Нельзя ли будет выслать нам на встречу маленький караван с туркменами, так вьюков 15–20 ячменя и сухарей. Это было бы недурно очень.»
Выступление от Бала-ишема к Игды назначено было в тот же день, когда решено отступить (22 апреля), в 4 часа пополудни. Оказалось, что около 100 человек казаков, и более ста пехотинцев, потерявших совершенно силы и пораженных солнечными ударами, нужно было везти на верблюдах, в имевшихся при отряди в небольшом количестве носилках или же просто привязанными на этих животных. Движение отряда до Игды было весьма трудное. Верблюды и лошади падали в значительном числе; последних брошено около 40 штук. По дороге валялось много верблюдов и баранов, павших в эшелонах ширванском, дагестанском и самурском. Усиленному падежу этих животных содействовало и то обстоятельство, что бывший в пустыне подножный корм, при наступивших жарах, весь выгорел. Падеж этот продолжался, хотя и в меньшей степени, при возвращении отряда, на безводном пространстве от Игды до Джамала. Войска шли безостановочно. Так, самурский эшелон от колодцев Игды до самого Красноводска шел без дневок в течении 19 дней: ширванский эшелон сделал дневку у Игды и потом до Красноводска две дневки, а кабардинский имел сначала одну дневку 29 апреля, а потом сряду две дневки, 10 и 11 мая.
Согласно приказания начальника отряда, Клуген выставил 15 верблюдов с ячменем к колодцам Кара-чаглы, верстах в 40 от колодцев Белек, а к этому последнему выслал на 17 туркменских лодках хлеб, воду, уксус, спирт, сало и ячмень. Передовой кавалерийский эшелон прибыл в Красноводск 7 мая, а последний эшелон отряда (Майора Козловского) 14 числа. Кабардинцы все время сопровождаемы были небольшою партиею туркмен. 13 мая, на переходе от колодцев Белек колодцам Курт-куюсы, партия эта до того наседала на арьергард, что пришлось по ней стрелять даже из орудий[131]
во всех эшелонах, не смотря на чрезвычайные труды и лишения похода, упадка духа между войсками не обнаружилось. Дисциплина соблюдалась самая строгая. Все чины, от начальника отряда до последнего солдата, переносили тягости похода с полным самоотвержением, добросовестностью и мужеством. Если и замечены были одиночные случаи крайнего изнеможения в отдельных личностях, доведенных, так сказать, до горячки и бреда, вследствие совершенно понятных мучений от зноя и жажды, то на таких людей надо смотреть как на страдавших обыкновенными болезнями и вызывавших поэтому только сожаление и участие. Напряжение физических сил человека имеет предел, далее которого борьба с природою становится противоестественна и невозможна, а физическое изнеможение известного рода всецело отражается на нравственном состоянии и лишает человека воли и рассудка. Таково именно было положение немногих, впрочем, чинов красноводского отряда, доведенных до потери сознания.