Хизер превыше всего

Хизер была очаровательным ребенком. Белокурая, хотя со временем волосы могли и потемнеть, с большими голубыми глазами, она начала улыбаться очень рано, всего в месяц от роду, и часто с восторгом хлопала в свои маленькие пухлые ладошки. Карен одевала ее в вязаные комбинезончики и считала, что, хоть Хизер и девочка, голубой цвет больше подходит и к ее внешности, и к характеру. Хизер притягивала взгляды прохожих, а ее щебет, улыбки и смех покоряли даже самых мрачно настроенных ньюйоркцев.

Она была такая хорошенькая, что неизбежно оказывалась в центре всеобщего внимания и в парке, и в магазине. Новые знакомые смотрели на Карен или на Карен вместе с Марком, не в силах скрыть удивления, что подобный ребенок мог появиться у такой пары. Родителей Хизер это никогда не огорчало, и они пожимали плечами со смиренной гордостью: оба они независимо друг от друга пришли к одному и тому же выводу, которым друг с другом, однако, не делились. Они были уверены, что их внутренние сущности реализовались в их чудесном биологическом творении. Марк даже однажды шепнул Карен, что, если «у них так хорошо получаются дети», может, стоит подумать еще об одном ребенке.

* * *

Карен, конечно, любила родителей и считала свое детство в зеленом пригороде Вашингтона идиллическим, но тем не менее чаще вспоминала этот период как годы одиночества. Она всегда мечтала о брате или сестре, но подозревала, что, поскольку ее мать была зациклена на контроле рождаемости, она сама появилась на свет, скорее всего, по чистой случайности. В течение некоторого времени она воображала себе брата, который был на десять лет старше и водил ее, например, в кафе-мороженое или на уроки классического танца. Однако ей хватало ночевки у одной подруги и возвращения из школы вместе с другой подругой и ее братьями-сестрами, чтобы сообразить, как ей повезло, ведь единственному ребенку не нужно сражаться за каждый пустяк.

С другой стороны, ситуация, когда не нужно драться за любую мелочь, имеет свои минусы. Карен была послушной, легко поддавалась чужому влиянию и не любила рисковать. Она никогда не прыгала первой в бассейн, а предпочитала сначала посмотреть, как это сделают другие. К тому же мать вернулась на библиотечные курсы, когда Карен была еще совсем маленькой, а отец, патентный поверенный, с трудом справлялся со свалившимися на него обязанностями по ведению домашнего хозяйства и воспитанию ребенка. Он был влюблен в свою работу и гордился чужими творениями как собственными. Воображая себя изобретателем, он то и дело брался что-то мастерить, но в основном упивался тем, как смотрят на него соседи, когда он стоит на пороге с чертежами под мышкой, изображающими электрические схемы или химические формулы, далеко выходящие за пределы его понимания.

Когда мать стала руководить передвижной библиотекой Кларксберга, Карен перестала ходить в детский сад и часто днем, забившись куда-нибудь в угол, следила за тем, как мать читает вслух другим детям. Поэтому вплоть до второго класса она всегда держала свои книги раскрытыми так, будто сидела перед воображаемой аудиторией. Испугавшись, что из-за сокращения бюджета передвижную библиотеку закроют, горожане провели референдум, после которого не только дети махали рукой ее матери и окликали ее по имени.

Карен терпеть не могла делить мать с другими людьми и проводить столько времени с няней, которая на самом деле была уборщицей. Поэтому она ходила на все внешкольные занятия подряд, лишь бы вернуться домой как можно позже. После девятого класса на нее вообще перестали обращать внимание, и Карен привыкла, придя из школы, запираться у себя в комнате, смотреть по портативному телевизору любовные сериалы, одновременно лаская собственное тело.

Карен ответила Марку, что не хочет второго ребенка. Это было бы нечестно по отношению к Хизер. На самом деле в ту самую минуту, когда Хизер родилась, Карен уже знала, что будет отдавать ей все свое неусыпное внимание и заботу. И никогда не угрызалась, что таким способом оправдывает безразличие к собственной карьере или зависимость от успеха Марка, ведь Хизер не была обычным ребенком. Будь такое обаяние у самой Карен, может, мать никогда бы не вернулась к учебе.

* * *

Хизер подросла, превратившись из прелестного младенца в хорошенькую девчушку, но ее явная красота как бы отступила на второй план перед обаянием, умом и, главное, глубокой способностью к сопереживанию. «Почему ты плачешь?» Этот вопрос она задала в пять лет, сидя в прогулочной коляске в вагоне метро; она спросила это у женщины, которая вовсе не плакала и вежливо поправила девочку. Хизер продолжала настаивать: «Не стоит грустить, даже если у тебя тяжелые сумки. Я могу понести одну из них». Тогда женщина нервно засмеялась, пересела поближе к Карен и, поблагодарив за предложение, отказалась от помощи. Карен слегка пожурила дочку, сказав, что нехорошо вмешиваться не в свое дело, и протянула ей кружку-непроливайку с соком.