Хижина дяди Тома

Мальчуган со всех ног кинулся за подачкой под громкий смех своего хозяина.

— Поди сюда, черномазый, — скомандовал мистер Шелби.

Мальчик подбежал на зов, и хозяин погладил его по кудрявой голове и пощекотал ему подбородок.

— Ну-ка, покажи джентльмену, как ты умеешь петь и плясать.

Мальчик затянул звучным, чистым голоском капризную негритянскую мелодию, сопровождая ее забавными и очень ритмичными движениями рук, ног и всего тела.

— Браво! — крикнул Гейли, бросая ему дольку апельсина.

— А теперь покажи, как ходит дядюшка Каджо, когда у него разыграется ревматизм, — сказал мистер Шелби.

Гибкое тело мальчика мгновенно преобразилось: он сгорбился, скорчил унылую гримасу и, схватив хозяйскую трость, по-стариковски заковылял из угла в угол, то и дело сплевывая направо и налево.

Оба джентльмена громко рассмеялись.

— А теперь, черномазый, представь дедушку Элдера Робинса. Ну, как он поет псалмы?

Пухлая мордочка малыша вытянулась, и он с необычайной серьезностью затянул гнусавым голосом молитвенную мелодию.

— Браво, браво! Ну и молодец! — воскликнул Гейли. — Этот мальчишка далеко пойдет! А знаете что, — он вдруг хлопнул мистера Шелби по плечу, — подбросьте его мне в придачу к Тому — и дело с концом! Тогда все будет по справедливости.

При этих словах дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошла молодая — лет двадцати пяти — квартеронка.

Достаточно было перевести взгляд с этой женщины на мальчика, чтобы признать в ней его мать. Те же большие темные глаза с длинными ресницами, тот же волнистый шелк черных кудрей. Румянец, проступавший на смуглом лице квартеронки, вспыхнул еще ярче, когда она увидела, с каким откровенным восхищением смотрит на нее незнакомец. Платье сидело на ней в обтяжку, выгодно подчеркивая изящество фигуры. Нежные руки и маленькие, узкие ступни тоже не укрылись от наметанного глаза работорговца, привыкшего сразу разбираться в тех или иных качествах женского товара.

— Ты что, Элиза? — спросил хозяин, когда она остановилась и нерешительно взглянула на него.

— Простите, сэр, я ищу Гарри.

Мальчик подбежал к матери, показывая ей свою добычу, собранную в подол платья.

— Вот он, можешь увести его отсюда, — сказал мистер Шелби.

Она подхватила ребенка на руки и быстро вышла из комнаты.

— Черт возьми! — воскликнул работорговец, поворачиваясь к мистеру Шелби. — Да на такой красавице в Орлеане можно нажить целое состояние! У меня на глазах по тысяче долларов платили за женщин, которые были ничуть не лучше вашей.

— Я не собираюсь наживать состояние на Элизе, — сухо сказал мистер Шелби и, чтобы переменить тему разговора, откупорил новую бутылку вина и спросил собеседника, как оно ему нравится.

— Отменное, сэр! Первый сорт! — ответил работорговец, потом снова фамильярно похлопал мистера Шелби по плечу и добавил: — Ну, сколько вы хотите за эту красотку? Сторгуемся? Какая ваша цена?

— Она не продается, мистер Гейли, — сказал Шелби. — Оцените ее хоть на вес золота, моя жена все равно с ней не расстанется.

— Э-э, женщины всегда так говорят, потому что не знают цены золоту! А покажите им, сколько можно купить на такие деньги часиков, страусовых перьев и всяких там безделушек, и они сразу пойдут на попятный.

— Об этом даже и говорить не стоит, Гейли. Я сказал нет, значит нет, — твердо ответил Шелби.

— Ну, хоть мальчишку-то отдайте, — настаивал работорговец. — Сами видите, я за ценой не стою.

— Да зачем он вам понадобился? — воскликнул Шелби.

— А у меня есть один приятель, который занимается скупкой смазливых мальчишек. Подрастет такой красавчик, он его и продаст на рынке. Это, конечно, предмет роскоши, их больше берут в лакеи. Товар дорогой, только богачам по карману. Зато какое украшение для ваших хором, когда красивый лакей и дверь отворяет, и за столом прислуживает! На них можно хорошо заработать, а этот чертенок к тому же такой шустрый да голосистый — самый что ни на есть лучший товар.

— Мне бы не хотелось его продавать, — задумчиво проговорил мистер Шелби. — Дело в том, сэр, что, будучи человеком гуманным, я не могу отнимать ребенка у матери, сэр.

— Вот оно что! Да, я вас понимаю. С женщинами иной раз лучше не связываться. Пойдут слезы, вопли — неприятно! Очень даже неприятно! Но у меня, сэр, дело поставлено так, что обходится без этого. Отправьте-ка вы ее куда-нибудь на денек, а то и на недельку, и все обойдется тихо, спокойно. Вернется домой, а дело уже сделано. Ваша супруга подарит ей сережки, или новое платье, или еще какую-нибудь мелочь, вот она и утешится.

— Вряд ли.