Хижина пастыря

В начальной школе я жил неплохо, у меня имелся приятель. Кенни Чен. Его старики держали китайскую забегаловку рядом с пабом. Кенни был маленьким и четырехглазым, но умным. Разговаривал с подковыркой, двусмысленно. Например, отпускал шуточки без улыбки. Любил съязвить, да. Дети говорили, будто Кенни считает себя выше других. Бред. С чего бы мелкому рисоеду так думать?

Мне же казалось, что дети относятся к Кенни Чену паршиво. Поэтому я вертелся вокруг него, по-дружески. Звал погонять мяч и все такое. Тех, кто проявлял к Кенни неуважение, я вырубал с особой жестокостью. И он сделался неприкасаемым, о да… С каждым днем Кенни Чен будто прибавлял в росте и все больше превращался в австралийца. А потом вдруг начал вести себя странно. Даже я решил, что он зарывается. Кенни стал просиживать все перемены в библиотеках. При встрече на улице он даже не смотрел в мою сторону. Я гадал – может, предки Кенни меня не одобряют? Или он принял меня за гея? Азиаты же не любят голубых. Как-то раз на стадионе я хотел обнять Кенни, чисто по-приятельски, а он шарахнулся. Будто я его сейчас ударю. Меня это немножко обидело. В общем, после того я держался подальше, но все равно за ним присматривал. Я человек преданный, так уж устроен. Мало кто понимает, что это значит. Если уж я чему-то отдаюсь, то целиком. Раз и навсегда.

Как бы там ни было, однажды Чены без предупреждения уехали из города. Не знаю почему. Лучше бы Кенни остался. К старшей школе мы бы стали Кониной и Собачатиной. Командовали бы и куролесили вместе, как два супергероя-неудачника. И не пришлось бы мне делать это самому, в одиночку.

В старшую школу я ездил на рейсовом автобусе, в Долли. Меня там будто ждали. Каждый дебил в округе мечтал со мной подраться, даже аборигены. Мать твою, до чего ж они бешеные! Крупным я никогда не был, зато был боевым. Никто не мог сделать со мной такого, чего еще не сделал Гондон, поэтому я никого не боялся. Не отказывал ни одному козлу, который нарывался на ссору. Дрался яростно и жестко, не давал противнику времени на подготовку. Один парень доставал меня целую неделю. Не в лицо, но слухи доходили. Трент Бислей. Ох и здоровый пацан, как мужик, с бакенбардами. Папаша его круто торговал зерном. Однажды я ухватил этого Трента за горло, когда он вышел из спортзала. Голос к придурку вернулся только через два дня.

На самом деле я вел себя так не постоянно. И был не таким, каким меня считали. С учительской машиной все получилось нечаянно. А история про арбалет – вообще выдумка. Люди любят сочинять. Да, я давал учителям прикурить, молол языком, только не со зла. В основном для смеха. И я уверен, что в глубине души некоторые преподы это одобряли, считали мою болтологию смешной. Сразу после похорон за мной опять прислали ищеек. Видимо, соскучились и решили меня вернуть.

Только я не вернусь. Немного жаль, сам не знаю почему. Так странно плестись по мульге и думать о школе. Наверное, птицы виноваты. И спокойствие вокруг.

Солнце поднялось высоко, начало прожигать макушку. Я обмотал голову кухонным полотенцем, на манер джихадиста. Стало чуть легче. К повязке не помешал бы верблюд. И бочка с водой, огромная. Потому что к полудню вода в бутыли закончилась.

И тут мне по-настоящему повезло. Пусть я об этом еще и не подозревал.

Не знаю, на каком расстоянии от автострады я увидел колею. Километров десять прошел, может, и больше. Наткнулся на нее неожиданно. Я упрямо топал на север. Вдруг под ногами оказалось это. Две бороздки поперек моего пути, еле заметные. Я обалдел. Застыл. Я таращил глаза направо-налево, будто хотел перейти улицу и ждал просвета в автомобильном потоке, да только сюда уже давно не заезжала ни одна машина, точно. Земля запеклась как камень. Никаких следов покрышек.

Я сел, чтобы собраться с мыслями. Положение было не очень. От жажды меня начинало плющить. Если не найти воды сегодня или, в крайнем случае, завтра, мне конец.

Значит, пришло время выбирать. Двинуть на запад означало выйти опять к шоссе. То есть выкинуть белый флаг и признать поражение. Но я сказал себе – какой толк от тебя мертвого, а? На восток, вглубь материка, ведет слабая колея. Кто-то же ее сделал. Получается, там что-то есть. Или кто-то надеялся, что там что-то есть. Или что-то раньше было, а теперь – нет. Люди приезжают сюда только по делу. За сандаловым деревом или за золотом. Я сам бывал здесь с Гондоном, стрелял коз. Не прямо здесь, а северней. И я знал – лагерь разбивают поблизости от воды. Может, там стоит резервуар, или мельница, или даже автоцистерна с водой. Шансов мало, но они есть.

Понимаете, я не умею сдаваться. Может, я и правда идиот, как считали одноклассники. Или несговорчивый осел, как говорил директор. В общем, я сидел и пялился на борозды. Шоссе или дикие территории? Ну и выбор. Между реальностью и надеждой. Между водой, которую реально возят по шоссе грузовики, и водой, которую ты до чертиков надеешься отыскать в конце колеи. Я поставил на надежду – наверное, мозги совсем помутились – и побрел на восток. Испытывать судьбу – это про меня.