Хижина в горах

– Не могу представить себя запертой здесь, тем более, если мне нечем заняться.

– Я должен кое-что сделать. И я это делаю.

– Чинишь старый тостер?

На этот раз он не отреагировал на ее подколку. Откинувшись на спинку стула, он задумчиво смотрел на нее, постукивая маленькой отверткой по ладони.

– Есть и другие вещи, которые нуждаются в ремонте.

– И что будет, когда их больше не останется?

– Не думаю, что такое случится.

Более чем напуганная его тоном, предупреждавшим: «не переступай черту», Эмори сделала круг по комнате, подошла к одному из окон и отодвинула занавеску, чтобы посмотреть на улицу. Снегопад только усилился.

– Как далеко отсюда до Дрейкленда?

– Расстояние больше марафонской дистанции. Говорю на тот случай, если ты решишь бежать всю дорогу.

– Я провела там вечер пятницы, но почти не видела город. Он красивый?

– Почти цивилизованный. Есть сетевые магазины и кинотеатр с несколькими залами.

Она проигнорировала его сарказм.

– Как часто ты там бываешь?

– В кинотеатре?

– В городе.

– Езжу, если мне что-то нужно, и когда захочется ехать.

– Ты встречаешься с друзьями?

– Леди в пончиковой всегда со мной разговаривает. Она знает меня в лицо.

– Но не знает твоего имени.

Мужчина ничего не сказал.

– Нет друзей. Нет ничего… – Эмори не нашла подходящих слов и вернулась к камину и села. – Как ты зарабатываешь на жизнь? За что тебе платят?

– Мне хватает.

– Это не ответ.

– Я могу купить себе одежду и еду, но больших денег у меня нет, – помолчав, он добавил: – Не то что у тебя.

– У меня нет огромного состояния.

Он поднял одну бровь.

– Богатство относительно, – раздраженно сказала она. – И потом, откуда ты…

Эмори замолчала и посмотрела на ноутбук, стоявший на придиванном столике под лампой.

– Ты меня проверял?

– В тот день, когда принес тебя сюда.

– Ты узнал мое имя из водительского удостоверения.

– Остальное было просто. Нажал несколько клавиш. Выскочило название компании «Нефть и газ Шарбонно». Ты наследница.

Она не была готова говорить с ним на такие личные темы и все же услышала собственный ответ:

– Я ненавижу это слово.

– Это еще почему?

– Потому что оно означает, что мои родители мертвы. Полагаю, ты прочитал и об этом.

Мужчина отложил отвертку и очень внимательно посмотрел на нее.

– Друг твоего отца был за штурвалом самолета.

– Он был опытным пилотом, налетал на своем собственном самолете тысячи миль. Две супружеские пары – лучшие друзья навсегда – летели в Оклахому на футбольный матч, – Эмори принялась крутить пуговицы на манжете рубашки, которую она надела поверх своего костюма для бега, чтобы создать дополнительный защитный слой. – Они разбились при посадке.

Позади Эмори ярко горело пламя камина, согревая ей спину, но не достигая холодной пустоты в ее душе, возникшей при воспоминании о потере родителей.

– Долгое время я не могла прийти в себя. Я молилась богу и проклинала его, иногда в одной и той же фразе. Я изнуряла себя рыданиями. В порыве гнева я остриглась наголо. Для меня горе было болезнью. К несчастью, неизлечимой. Я просто научилась с этим жить.

Когда она поняла, насколько тихо стало в комнате, Эмори повернула голову и сосредоточила взгляд на мужчине.

Он сидел совершенно неподвижно, пристально глядя на нее.

– Других родственников у тебя нет?

– Нет. Я совсем одна. Нас хорошо знали в Батон-Руже. Куда бы я ни пошла, я обязательно встречала кого-нибудь, кто хотел поговорить о маме и папе и выразить свои соболезнования. Это тяжело выносить. Мне показалось, что нужно уехать из города, начать все сначала в другом месте, чтобы выжить. Поэтому после окончания ординатуры я продала наш дом, свои акции в компании и переехала. Новый город, новый штат, – Эмори машинально проводила по бедрам ладонями, как будто вытирала их. – Теперь ты все знаешь. Или я что-то упустила?

– Как ты встретилась с мужем?

– Нас познакомил общий друг.

– Любовь с первого взгляда?

Эмори вскочила:

– Все, что тебе нужно знать о Джефе, это то, насколько он встревожен в данный момент.

– Сколько вы уже женаты?

– Три года плюс несколько месяцев.

– Эти годы были счастливыми?

– Да.

– Кожа на голове болит?

– Что? – Тут Эмори поняла, что трет рану рукой, и опустила ее. – Нет. Шишка стала меньше. Ссадина чешется.

– Значит, заживает.

– Это значит, что мне нужно вымыть голову.

– Почему ты не пользуешься душем?

– А ты как думаешь?

– Потому что ты не хочешь раздеваться догола.

Его определенный ответ не требовал пояснений.

Он последний раз повернул отвертку, потом поставил тостер на ножки в центре стола и несколько раз проверил рычаг, выбрасывающий хлеб. Больше ничего не заедало. Он встал, перенес тостер на кухонный стол и поставил на обычное место. Отвертка отправилась в ящик с инструментами.

– А как насчет тебя?

– Я не против того, чтобы раздеться догола.

– Я говорю не об этом.