Дом гостеприимно распахивает дверь в широкую прихожую. На стенах висят фотографии детей. Это показывает, что Ксавьер не лгал, когда говорил, что у него прекрасные отношения с семьей. На полу старомодный паркет с вкраплениями глубокого домашнего коричневого цвета, а стены темно-зеленые, со смелым черным плинтусом. Перила — это закрученная ветка, укрощенная рукой плотника, ее зерна струятся, как вода, волнами успокаивающих лесных оттенков. Под светом лампы это искусство природы, то, что успокаивает до глубины души.
Мое внимание привлекают две книжные полки, встроенные в стену. В моем доме вы не увидите ничего, что указывало бы на то, что здесь живет человек, который хотя бы держал в руках книгу. Если только вы не зайдете в мою комнату или комнату Уилла. Мы всегда любили читать. Не благодаря нашим родителям.
Я подхожу к книгам, просматриваю названия. Большинство из них старая итальянская классика. Я не говорю на этом языке, поэтому большинство из них мне неизвестны, к сожалению. Это заставляет меня задуматься, не говорит ли Ксавьер по-итальянски, а я просто очень скучаю по нему.
— Это моего отца. Он увлекается итальянской культурой, — отвечает Ксавьер на мои мысли.
Сверху до нас доносятся мягкие шаги, и вскоре по лестнице спускается высокая темноволосая женщина с широкой улыбкой. Она хлопает в ладоши, увидев Ксавьера.
— Dios (прим. с испан. «Боже»), — кричит она. — Mi hijo (прим. с испан. «Мой сын»).
Она сокращает расстояние между нами и крепко обнимает Ксавьера.
Она очень красивая. Она не такая высокая, как Ксавьер, но и не намного ниже. У нее такие же темные волосы, собранные в высокий хвост. Сквозь улыбку на ее лице видны морщинки, но это только усиливает очарование, поскольку она все еще выглядит молодо. Она худая, с длинными руками и ногами, одета в струящееся темно-оранжевое платье. При одном взгляде на нее у меня возникает ощущение, что у нас лето. Сплошной солнечный свет и радуга, и так не похожа на мою собственную мать.
Я сдвигаюсь, и каким-то образом это привлекает внимание матери Ксавьера ко мне. Она смотрит в мою сторону такими же глубокими серыми глазами, как у ее сына, и не знаю, как это возможно, на ее лице появляется широкая улыбка.
— Кто у нас здесь? — спрашивает она. — Hijo (прим. с испан. «Сын»), ты не сказал, что приведешь кого-нибудь.
Ксавьер не лгал, что она время от времени говорит по-испански.
Он кладет руку на мою спину, притягивая меня вперед. — Мама, это Тея. Моя девушка.
Наверное, это первый раз, когда я слышу, как он представляет меня так кому-то, и он прав — все это кажется мелочью. Свидание, парень, девушка… Мне кажется, что мы это уже прошли.
— Девушка? — Она шлепает Ксавьера по руке, заставляя меня хихикать. — Мы общаемся каждую неделю, и тебе не пришло в голову сказать мне, что ты в отношениях?
— Приятно познакомиться с вами, миссис Блейк, — говорю я так вежливо, как только могу, и протягиваю руку. Но она только смотрит на нее и игнорирует, сразу обнимая. Я немного опешила, но, почувствовав запах ее клубничных духов, расслабилась.
— Мы обнимаемся в этом доме, милая, — говорит она мне, отступая назад. — Мне тоже очень приятно познакомиться с тобой, Тея.
— Я слышу, как возвращается мой блудный сын? — Мужской голос доносится справа, и в зал входит высокий мужчина — копия Ксавьера.
— Я бы сказал, что Финн — блудный, папа. — Мужчины обнимаются, и Ксавьер показывает на меня. — Это моя девушка, Тея.
— Приятно познакомиться. — Он не двигается, чтобы обнять меня, что меня вполне устраивает. Чем меньше прикосновений от людей, тем лучше я себя чувствую. Особенно когда я нахожусь в новой обстановке и с незнакомцами.
Я киваю, улыбаясь. — И мне тоже, сэр.
— Пожалуйста, зови меня Джошуа. Сэр или мистер Блейк заставляют меня чувствовать себя старым.
— Извини, папа, что ломаю твой пузырь, но ты не молодеешь, — комментирует Ксавьер, и я легонько толкаю его. Это грубо, даже если ты шутишь.
— Может, вы все перестанете меня бить и толкать, женщины?
— Может, хватит грубить? — говорю я дразняще.
Джошуа смеется. Даже его энергичный смех такой же, как у Ксавьера. — Она мне уже нравится. И чтобы ты знала, я не старею. Мы с твоей мамой переживаем вторую молодость.
— Именно. После пятидесяти возраст отменяется. Мы начинаем все сначала.
Ксавьер закатывает глаза. — Что бы вы ни принимали, берите меньше.
Эмилия, мама Ксавьера, берет меня под руку и ведет дальше в дом. Мы переступаем порог в большую, светлую гостиную. Все выглядит старым, но я не могу не восхищаться этим. Бабушка во мне кричит от восторга. Бежевые панели на стенах, темная деревянная мебель, коричневые кожаные диван и кресла. Крайнее слева пианино, прямо у окон от пола до потолка и огромный камин на противоположной стороне. Я даже не вижу телевизора, что говорит о том, что не только Ксавьер не заботится о том, чтобы иметь его в своей квартире. Интересно.
— Я сделаю чай, — говорит Эмилия и исчезает на кухню — я так думаю.
Джошуа садится в кресло, а мы с Ксавьером занимаем диван. Чувствую себя на удивление комфортно.