Хладнокровное убийство

Но эти слова произнесены не были, и краткий ответ психиатра положил конец всем планам защитника Хикока. Гаррисону оставалось только подать апелляцию большому жюри, а это можно было сделать лишь на следующий день. Настала очередь Артура Флеминга, пожилого адвоката, защищающего Перри Смита. Он представил четырех свидетелей: преподобного Джеймса Е. Поста, протестантского священника Канзасской исправительной колонии, индейского приятеля Перри Джо Джеймса – он все-таки приехал утренним автобусом из своего родного захолустья где-то на Дальнем Северо-Западе, проведя в дороге день и две ночи, Дональда Калливена и все того же доктора Джонса. За исключением последнего, эти люди были приглашены в качестве «свидетелей, дающих показания о чьей-либо репутации»: ожидалось, что они припишут обвиняемому хоть какие-то добродетели. Они не слишком-то преуспели в этом деле, хотя каждый сказал что-то благоприятное, пока прокурор не выразил протест на том основании, что личные мнения такого рода «некомпетентны, неуместны и не имеют отношения к делу», не шикнул на них и заставил покинуть зал.

Например, Джо Джеймс, который в своей охотничьей куртке и мокасинах выглядел так, словно загадочным образом возник прямо из чащи, гибкий, темноволосый и еще более темнокожий, чем Перри, поведал суду, что в течение двух лет ответчик время от времени приезжал к нему пожить. «Приятный юноша, всем в округе нравился, ни разу не сделал ничего такого, что выходило бы за пределы моих знаний о нем». Прокурор остановил его; и остановил Калливена, когда тот сказал: «Мы вместе служили. Нормальный парень».

Преподобный Пост продержался дольше, потому что не стал говорить никаких прямых комплиментов обвиняемому, зато в благожелательном тоне описал встречу с ним в Лансинге:

– В первый раз я увидел Перри Смита, когда он принес в тюремную часовню картину, которую сам нарисовал, – лик Иисуса, написанный пастелью. Он хотел подарить ее часовне. С тех пор она висит на стене моего кабинета.

Флеминг спросил:

– Нет ли у вас фотографии этой картины?

Священник достал конверт, набитый снимками; но, когда он протянул его защитнику, чтобы тот раздал фотографии присяжным, Логан Грин вскочил как ужаленный:

– С позволения вашей чести, это уводит нас чересчур далеко…

По мнению его чести, это вообще никуда не могло привести.

Вновь был вызван доктор Джонс, и после обычных уточнений его профессии и квалификации, сопровождавших первое появление доктора на свидетельском месте, Флеминг задал главный вопрос:

– Определили ли вы, исходя из ваших разговоров с обвиняемым и медицинского обследования Перри Эдварда Смита, был ли он способен отличить хорошее от дурного в тот момент, когда был вовлечен в это преступление, или нет?

И вновь суд предупредил свидетеля:

– Отвечайте «да» или «нет». Вы пришли к какому-то выводу?

– Нет.

На фоне удивленного бормотания в зале Флеминг, сам донельзя удивленный, сказал:

– Не могли бы вы объяснить присяжным, почему?

Грин немедленно возразил:

– Свидетель не пришел к определенному выводу, и это все.

Юридически на этом все и кончилось. Однако, будь доктору Джонсу позволено объяснить причины своей нерешительности, он заявил бы: