Хлеб богословия

В России после всех страданий, благодаря мученикам, которые пред Богом за нас заступаются, устояло Православие. На Западе смеялись и говорили: «Что там Русская Церковь — одни бабушки только!» А кто-то ответил: «Да, если пятьдесят лет церкви полны только бабушками, то это что-то значит». Но были не только бабушки, была жизнь живая. Выстрадала Русская Церковь столько миллионов мучеников. Владыка Каллист сказал в своей книге: «Русская Церковь в XX веке дала мучеников больше, чем в прежние века». Благодаря этим мученикам и подвижникам Русская Церковь не просто выжила, но обновляется. Бывают, конечно, в каждом таком периоде напряженной жизни и соблазны, и нестроения. Невозможно, чтобы не было соблазнов! В Церкви всегда живые люди. Каким был IV век, какое было потом иконоборчество, потом споры об исихазме, и так в каждом периоде! И тем более сейчас конец не только века, а тысячелетия. Начинается новый период, а вызовы мира серьезные. Мы вносим с собой в

Церковь многие свои проблемы. Но не надо бояться проблем.

Ни в коем случае нельзя, чтобы были раздоры и критика внутри Церкви с самоволием, когда кто-ни-будь считает, что он один — защитник Православия, вроде Аввакума. Сейчас есть такое движение: мол, антихрист, конец мира и так далее. Это изуверы, это люди, которые не имеют достаточно веры и боятся, которые затем свой страх преобразуют в какую-то самозащиту и суррогат духовной жизни.

Надо, конечно, беспокоиться, но главное — преобразовывать это в молитву к Богу: «Господи, Ты Спаситель Церкви!» Надо иметь глубокую веру, но эта вера не может явиться сверху или извне, она должна быть выражением нашей молитвы, нашего смирения, нашего внутреннего распятия, нашей борьбы!

— У нас сейчас идут постоянные дискуссии о том, что необходимо созвать Поместный Собор по образцу Собора 1917–1918 годов, на котором были бы представители мирян, священники и епископы…

— Я скажу открыто: Собор 1917–1918 годов не образцовый Собор Православия. Он сыграл позитивную роль — восстановил патриаршество, но нельзя во имя демократии разорять христологическую структуру Церкви. В Церкви Христократия, не демократия и не монархия. Христос владеет, Христос в каждом верующем, Христос первый из верных. Христос диакон, Христос священник, Христос епископ, Христос все во всем (1 Кор. 15, 28); и каждый из нас выражает Христа, и Христос выражается через каждого, но порядок в теле Церкви такой, какой дал Бог, а не мы.

Во все времена на Соборах миряне, монахи, священники права определения не имели. Кто читал акты Соборов, тот это знает. Василий Великий так об этом сказал: «Епископы определяют, а народ принимает или не принимает эти определения».

В истории Церкви бывало такое, что на Вселенских и других Соборах присутствовали и монахи, и еще кто-то, но все-таки благодать, и место, и служение, и власть, принадлежащая епископам, никак не может быть уравновешена народом. Епископ — не клирик даже он в себе объединяет Церковь. Но если он не выражает полноту Церкви, то надо ему помочь: для этого есть другие епископы, есть народ. Пусть даже будет давление, напряженность, но не разорительность и не разобщение.

Бывает, что соборные определения не принимаются всей Церковью; значит, есть особое традицио-нальное право или практика рецепции Соборов. И если это необходимо, то бывает, что Собор может снова рассмотреть свое определение. И не стыдно его по-другому высказать. Вот это действительно православное Предание. Значит, есть роль каждого, но никогда на Соборах миряне, даже цари, ничего не определяли. «Определяю» и «соглашаюсь» — вот что значит право епископов. А те, другие, может быть, подписывались, но не определяли. Они имели только совещательный голос. Можно потом согласиться, присовокупить к этому свое согласие, но это не определяющий выбор.