Хлеб Гиганта

— Второй акт начинается на рыночной площади. Там стоит девушка, которая чинит кукол; черные локоны обрамляют ее лицо. Подходит цыган и спрашивает ее, что она делает. Она отвечает, что штопает детские игрушки, что у нее лучшие в мире игла и нить. Он рассказывает ей все о принцессе и о том, как он вновь потерял ее, и говорит, что собирается продать торговцу-еврею свою шапочку и свирель. Она умоляет его не делать этого, но он отвечает, что должен.

Я хотел бы рассказать получше — но получается, что я излагаю лишь сюжет, а не детали, я их еще сам не знаю. У меня есть только музыка — а это уже немало — тяжелая пустынная музыка замка, шумная звонкая музыка рынка, и партия принцессы — как в том стихотворении — «ручей, поющий в тишине долины», и партия штопальщицы кукол, и тема деревьев в лесу — она похожа на то, как звучал Лес в «Могучих Братьях», знаешь, так завораживающе, волшебно и немного страшно... Думаю, для нее потребуются специальные инструменты... Ладно, не буду в это углубляться, это уже технические детали, они тебе не интересны.

Итак, на чем я остановился? Ах да — он возвращается в замок, на этот раз великим королем, звеня шпагами, конским снаряжением и блестя драгоценностями. Принцесса в восторге, они собираются пожениться, все идет хорошо. Но день ото дня юноша становится все бледнее, все слабее и печальнее, а если его кто-нибудь спрашивает: «Что случилось?» — он отвечает: «Ничего».

— Так же, как ты в «Могучих Братьях», когда был маленьким? — спросила Нелл с улыбкой.

— Я так отвечал? Не помню. Ну так вот, за день до свадьбы он понимает, что не может больше этого вынести, и сбегает из замка на рыночную площадь, будит старого еврея и говорит, что готов вернуть ему все, что взял, только бы тот отдал обратно шапочку и свирель. Тогда еврей разражается хохотом и бросает юноше под ноги порванную шапочку и сломанную свирель.

Юноша подбирает их и бредет куда глаза глядят — его сердце разбито, земля уходит из-под ног. Он набредает на штопальщицу кукол — она сидит, поджав под себя ноги, и он рассказывает ей, что с ним случилось. Она предлагает ему прилечь отдохнуть, а когда наутро он просыпается, девушка протягивает ему целую шапочку и свирель. Она починила их так, что они стали как новые. Он смеется от радости, а она достает еще одну такую же шапочку и еще одну свирель, и они вместе идут по лесу. И когда над лесом встает солнце, он смотрит на нее и вдруг все вспоминает. И тогда восклицает: «Как же так, ведь это ради любви к тебе я оставил сто лет назад свой трон и свое королевство!» А она отвечает: «Да Но из-за того, что ты побоялся и все-таки спрятал немного золота в подкладке камзола, его сияние ослепило тебя, и мы потеряли друг друга. Но теперь весь мир — наш, и мы будем путешествовать по нему долго и счастливо...»

Вернон остановился. Он повернул вдохновенное лицо к Нелл.

— Конец сказки прекрасен... так прекрасен! Если б я только смог вложить в музыку все то, что я вижу и слышу... Эти двое, в одинаковых зеленых шапочках., играя на свирелях... и лес, и восход солнца..

На его лице замерло исступленно-мечтательное выражение. Казалось, он забыл про Нелл.

Саму Нелл захлестнули противоречивые чувства Ее пугал этот новый, восторженный Вернон. Он и раньше говорил с ней о музыке, но с такой страстностью — никогда. Она знала, что Себастиан Левинн считает, что Вернон способен добиться потрясающих результатов, но она вспомнила и то, что читала о жизни выдающихся музыкантов. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы у Вернона не стало этого испепеляющего дара, захотелось, чтобы он вновь был таким, как раньше — ее страстным юным возлюбленным; чтобы их обоих захлестнула одна общая мечта.

Жены музыкантов были всегда несчастны, она когда-то читала об этом. Она не хотела, чтобы Вернон становился великим композитором. Она хотела, чтобы он побыстрее заработал денег и они смогли жить в «Могучих Братьях». Она мечтала о счастливой, спокойной, нормальной жизни. Любовь — и Вернон...

А это все — эта одержимость — опасно. Она была уверена, что это опасно.

Но она не могла разочаровать Вернона. Она слишком любила его для этого. Поэтому она сказала, пытаясь придать голосу оттенок внимания и заинтересованности:

— Какая необычная сказка! Ты что же, хочешь сказать, что помнишь ее с самого детства?

— Почти. Я вспоминал ее в то утро на реке, как раз перед тем, как увидел тебя, стоящую под деревом. Любимая, ты была так прекрасна — так прекрасна. Ты ведь навсегда останешься такой, правда? Я не вынесу, если нет. Что за ерунду я говорю! А потом, после того вечера в Рейнлеге, чудесного вечера, когда я признался тебе в любви, вся эта музыка хлынула на меня потоком. Я только сказку помнил еще нечетко — всего лишь про башню.

Но мне потрясающе повезло. Я встретил девушку — племянницу больничной сиделки, которая рассказывала мне эту историю. И оказалось, она прекрасно помнит сказку, она помогла мне восстановить ее в памяти. Бывает, что случаются просто сверхъестественные вещи, правда?

— Кто она, эта женщина?