Хлеб и снег

А ещё через день всё на свете стало ей безразлично, потерялось куда-то, почернело, съёжилось. Короче говоря, собака умирала…

* * *

Такой её нашёл Рыбак.

— Жучка, Жучка! — Он вытащил её наружу, взял на руки. — Что с тобой? Кто тебя?

Собака едва дышала, ничего не чувствовала, не слышала. Но, правду сказать, сейчас это было даже к лучшему! Так думал Рыбак, промывая её раны, густо намазывая их йодом. Рыбак не очень-то много понимал в медицинской науке. Но твердо знал: всякая рана должна содержаться в чистоте. Вот он и старался сделать то, чего не мог Хвостиков язык. «А уж там заживёт, — думал Рыбак, как-нибудь заживёт. На собаках быстро заживает!»

Но заживало медленно, неохотно как-то… Слишком много ушло у Хвостика сил на прошлый плохой месяц. Да и ела она кое-как. Наконец раны её вроде бы начали потихоньку подживать, но вдруг опять загноились. Рыбак поехал в большую деревню, купил в аптеке мази. Спросил у аптекарши:

— А собакам если — поможет?

Аптекарша пожала плечами:

— Дороговато этим препаратом собак-то мазать!

— Это уж моя печаль, — сказал Рыбак. — Так поможет или нет?

Аптекарша опять пожала плечами:

— Почему же?.. Конечно, поможет.

А когда Рыбак ушёл, усмехнулась:

— Чудной какой-то!

Рыбак и правда казался чудным.

Он быстрым шагом шёл к своему карбасу. Его вдруг окликнули:

— Толя! Далёко собрался?

— Домой.

— Да ты что? Сегодня «Спартак» играет — по телевизору…

Рыбак потоптался в нерешительности:

— Нет, не могу.

— Да ты что?.. Ну зайди хоть на минутку!

— Собака у меня там, понимаешь…

— Чего?

Но Рыбак уже спешил к своему карбасу. Еще месяц-два назад скажи ему, что человек летит домой как угорелый из-за какой-то собаки, он бы первый засмеялся.

«Что это со мной приключилось? — улыбаясь и качая головой, думал Рыбак. Старею, что ли? Ну, Жучка и Жучка — ведь самая же простая собака, а жалко. Жалко!» Карбас его в это время споро бежал по гладкому вечернему озеру. И на сердце у Рыбака было тихо и хорошо.

Нет, не старел он, а добрел. То хорошее, самое золотое, что я думаю, всегда было в его душе, но только как бы спало, теперь проснулось и стало главным.

Они как будто бы вместе выздоравливали — собака и человек, потихоньку выкарабкивались на хорошую простую дорогу счастья. Хвостик начала наконец вставать, ходить по избе. И в глазах появилась живинка… Она и есть стала хорошо — всё лучше и лучше с каждым днём.

Во время смертельной своей болезни, сквозь тяжёлый её огонь и безразличие, собака чувствовала добрые руки Рыбака и слышала своё имя — Жучка.

А другое имя отлетело, спряталось где-то — невидимое и почти неслышимое, как отдалённое эхо. И девочка в светлом платье стала незаметной в её памяти, словно бы прозрачной. К Жучке пришла новая любовь, у неё появился новый хозяин — добрый, сильный и спокойный человек. Рыбак.

Они долго-долго жили вместе. Через некоторое время переехали в большую деревню. Потом у Рыбака появилась жена и двое мальчишек. А Жучка всё жила в их доме. Сначала одна, потом вместе со своим сыном Шариком. Каждый в этой новой большой семье был ей дорог. Но с Рыбаком её связывала особая тайная ниточка, о которой знали только они двое…

* * *

Первого сентября Саша пошла в школу. Её спрашивали:

— Где ты так загорела, Саша?

Она отвечала:

— На юге!

И сразу перед нею вспыхивал удивительный край, где горы и море стоят лицом к лицу, не в силах сдвинуть друг друга с места. А солнце горит ярко, словно на празднике…

В первый день отметок, конечно, не ставили, а только рассказывали, что они будут изучать в этом году. Лишь на уроке русского языка учительница сказала:

— Сейчас будем писать сочинение. Запишите название: «Как я провёл лето».

И тут Саша вспомнила деревню, огромное северное озеро, лес, избушку, собаку Хвостик и Рыбака. На одну коротенькую секунду ей захотелось рассказать обо всём этом… А Хвостикова морда вспомнилась так близко — до слез!..

— Саша, а ты почему не пишешь? — спросила учительница.

Саша встала, опустила голову.

— Садись, садись, — мягко сказала учительница. — Пиши.

Саша села, и перо её медленно поползло по бумаге.

Саша писала: «Лето я провела очень хорошо. Мы с моей мамой ездили на юг, в Крым…» Тут она подняла руку:

— А «Крым» нужно с большой буквы писать?

— С большой, с большой, — сказала учительница и потом громко: — Ребята! Все сомнительные слова можно спрашивать…

* * *

И Жучка тоже долго помнила Сашу — целую осень: сентябрь и октябрь. В начале ноября выпал снег. И всё летнее забылось.

Под крышей из облаков

Вечер застаёт меня в дороге. До ближайшей деревни по карте километров восемь, а то и все десять. Я на велосипеде, так что можно было бы попасть туда и сегодня, в эту деревню Ярково… Да стоит ли? Лучше заночевать прямо здесь, в поле.

Впереди, на горизонте, там, где садится солнце, — тёмный густой ельник. Сейчас он весь высвечен закатом. За спиной у меня, на другом горизонте, слабо белеется березняк. А кругом всё луга, луга, кой-где переходящие в мокрые низинки. Меж лугов этих — они ещё густые, высокие, не тронутые косой, — неслышно виляет речка Молчанка.