Хлеб могильщиков

Она посерьезнела.

– Тогда я поняла окончательно, что он умер.

– Почему?

– Он любил золото и никогда бы не бросил такую кучу денег. Знаешь, сколько их там?

– Нет.

– Пятьсот сорок. Это сколько будет?

Я быстренько прикинул.

– Около двух миллионов.

– Так мы богаты!

– Ты так считаешь?

– Конечно же. Даже если он и вернется, он не может подать на меня в суд: кража у супруга не считается кражей.

Я подумал о Тюилье. Я осыпал его упреками. От моего презрения он умер, а я оказался таким же, как он. Меня будет содержать женщина. Мне захотелось отказаться от этого клада, но он принес нам достаток, в котором так нуждалась наша любовь.

* * *

Надо признать, что это был один из лучших периодов моей жизни. Я открывал Жермене Париж. Я одел ее так, как давно мечтал. Она стала элегантной женщиной. Я водил ее в лучшие парикмахерские Елисейских полей, в большие рестораны, театры, на бега. Мы взяли напрокат небольшой автомобиль и объезжали окрестности – Версаль, Рамбуйе, Монфор-ля-Мори, Фонтенбло.

Это было как сказочное свадебное путешествие.

Какое счастье для мужчины полностью посвятить себя любимой женщине. Она стала единственным моим занятием, моей единственной заботой.

Полностью отдавшись новой жизни, я больше не думал о своем поступке. Отныне Кастэн был далеко. Земля поглотила его. Он уходил из нашей памяти. Я знал, что по прошествии нескольких лет его признали бы умершим, и Жермена унаследовала все его состояние. Мы занялись бы каким-нибудь спокойным делом и жили счастливо, своими трудами.

Однажды утром, когда мы были еще в постели, как обычно, до обеда, раздался настойчивый звонок, заставивший нас вздрогнуть. Я накинул халат и пошел открывать. У меня будто бомба внутри взорвалась. На пороге стоял комиссар полиции, который присутствовал, когда мы укладывали в гроб Кремана. Он улыбался сердечно и несколько смущенно. Это был старый простецкий полицейский, дослуживающий в провинции свой последний год до пенсии. На нем был отпечаток унылой жизни, проведенной за работой, где никогда не было никакой тайны.

Он ждал, держа шляпу в руках. Это был коренастый мужчина с плотным венчиком кудрявых седых волос вокруг лысины. У него были светлые глаза и золотозубая улыбка.

– Добрый день, месье Деланж, я вам не помешал?

Для того чтобы покачать головой, мне пришлось взять себя в руки.

– Вовсе нет.

– Я хотел бы видеть мадам Кастэн, она здесь живет?

– Но... да.

Я отодвинулся, чтобы пропустить его, помешать ему я не мог.

Он вошел в квартиру. Жермена еще лежала на диване. На ней была ночная рубашка из тюля, сквозь которую проглядывала грудь.

Комиссар поприветствовал ее без малейшего смущения, словно он пришел с визитом в шикарный светский салон.

– Извините, что вторгся к вам в такую рань.

Я уловил иронию в его словах: на самом деле часы пробили десять.

– Есть новости? – спросила Жермена.

Взбудораженная, она сидела на диване, нимало не заботясь о том, что ее грудь почти обнажена.

– Может быть...

По счастью, полицейский не смотрел на меня. Он увидел бы, как перекосилось мое лицо. Машинально я глянул в зеркало – за один миг я постарел на десять лет.

Полицейский объяснил:

– Нам сообщили из Нанта об одном мужчине, похожем на вашего мужа. Это больной амнезией, найденный в поезде. Он сейчас в психиатрической больнице, и я думаю, что было бы неплохо, если бы вы...

Я вздохнул спокойнее.

– Прекрасно, месье комиссар, после обеда мы поедем в Нант.

Он повернулся ко мне:

– Да, желательно бы... Хотя я лично не считаю, что речь идет о Кастэне.

– Почему? – спросила Жермена.

Он покачал головой и почесал свой голый череп.

– По моему мнению, мадам Кастэн, ваш муж мертв. Простите, что причиняю вам боль...

Опять эта скрытая ирония, так действующая мне на нервы.

Он поднялся.

– Ну, вот и все, мне надо возвращаться. Вообще-то я в Париже по одному неприятному делу.

Он добродушно смотрел на нее.

– Неприятное дело? – пробормотал я.

– Дело по отравлению всегда не очень приятно.

Жермена промурлыкала:

– Отравление?

– Да, так предполагают. Еще ничего не доказано, надо эксгумировать труп, провести анализы, выяснить кое-что у фармацевтов. Хлопот полно. Ну, я заболтался...

Полицейский направился к двери.

– До скорого!

Во мне звенела струна, которая, казалось, вот-вот лопнет.

– Скажите-ка, комиссар, что это за дело об отравлении?

– Пока что только одни пересуды да сплетни.

– И конечно, это произошло в вашем округе?

– Конечно!

Он колебался. Наконец, понизив голос, словно боясь, что его подслушивают, проговорил:

– Хочу вам сказать, речь идет о Кремане!

Я уже догадался. Что-то более проницательное, чем мысль, более сильное, чем разум: инстинкт, вот что подсказало мне это.

– Вы же знаете, что он был на грани развода со своей женой. Окружающие считают, что... Но я вам повторяю, это еще надо доказать.

Невзирая на то, что он был с непокрытой головой, комиссар поднял палец к виску чисто полицейским жестом.

– Привет, и извините меня еще раз. Если тот тип из Нанта все же окажется Кастэном, позвоните мне.

– Договорились...

* * *

Мне опять захотелось раскрыть всю правду Жермене, и опять я удержался по тем же причинам.