Хлеб по водам

— Джузеппе, — все так же торопливо продолжил Стрэнд, — я хочу, чтобы ты внушил ей: она никак не может остаться. Пусть немедленно возвращается обратно.

— Вы хотите… — насмешливо протянул Джузеппе. — Но какое вы к этому всему имеете отношение?

— Послушай, Джузеппе, ее восстановили на прежней работе. Уже второго января она должна быть в Нью-Йорке. Ее даже повысили, девочку ждет блестящая карьера, прекрасная работа, город, который она любит. Ты хочешь, чтобы все это пошло прахом, Джузеппе? Нет, я не позволю тебе убить мою дочь!

— Но я смотрю на нее совсем по-другому, Аллен, — ответил Джузеппе. — Я прежде всего вижу в ней жену. Мою жену! И кажется, она начала понимать это. А место жены рядом с мужем. Такова древняя итальянская традиция. Возможно, вы просто запамятовали, что я итальянец?

— Быть итальянцем вовсе не обязательно означает быть мучеником. Да и ради чего, собственно? Ради какой-то несчастной провинциальной газетенки, которую, по словам Элеонор, с тем же и даже большим успехом могла бы издавать пара старшеклассников?

— Мне страшно жаль, что она считает нас обоих настолько бездарными, — сказал Джузеппе, — но это все равно ничего не меняет. Ведь, делая ей предложение, я вовсе не обещал, что получу Пулитцеровскую премию по журналистике. Я обещал лишь любить ее, заботиться о ней, жить в мире и согласии, пока нас не разлучит смерть. И мне было приятно узнать от вас, мистер Стрэнд, что она помнит о своем обещании.

— Вы ведете себя как какой-то маньяк, — сказал Стрэнд.

— Боюсь, что вынужден с вами распрощаться, мистер Стрэнд, — вежливо ответил Джузеппе. — Дел по горло. Надо привести дом в порядок, купить цветов, купить чего-нибудь к обеду. А также не забыть бутылочку вина — отметить наше счастливое воссоединение. Благодарю за то, что предупредили о ее приезде.

— Джузеппе… — начал было Стрэнд, но тот уже повесил трубку.

Лесли по-прежнему сидела на подоконнике, глядя на океан, лицо не выражало никаких чувств или эмоций.

— Ты знал, что она может передумать и вернуться к нему? — спросила она.

— Да. Она сказала, что постарается забыть его. А потом добавила: если не получится, придется вернуться. Наверное, она не слишком старалась забыть. Так мне, во всяком случае, кажется.

— Секс… — ровным, безжизненным тоном произнесла Лесли. — Полагаю, она предпочитает называть это страстью. Любовь… Какой, однако, вред могут причинить эти торжественные, значительные слова… Я сделала все, что было в моих силах, чтобы остановить ее. Я спросила у нее, как она может уехать, зная, что теперь, всякий раз, когда зазвонит телефон, мы будем вздрагивать и думать: с нашей девочкой произошло что-то ужасное? Что она погибла или…

— И что она тебе ответила?

— Что ей знакомо это чувство, что она испытывала то же самое с тех пор, как уехала из Джорджии. Сказала, что нам следует научиться жить с этим чувством. Я пыталась утаить все от Кэролайн, но мне кажется, девочка догадалась. Что еще ей известно?

— Ровно столько, сколько я счел нужным ей сказать. Слишком уж много у нас в последнее время развелось секретов.

— Но это же естественно — пытаться защитить молодых…

— И старых тоже, верно? — заметил Стрэнд. — На Рождество, перед тем как заблудиться в тумане, я говорил с Кэролайн. И она сказала, что у нас в семье существует негласный уговор оберегать меня от неприятных известий. И что ты тоже в этом участвуешь. Так она, во всяком случае, заявила.

— Да, и я тоже, — спокойно ответила Лесли.

— И были вещи, которые вы от меня утаивали.

— Какие еще вещи?

— Ну, к примеру, Кэролайн сказала, что ты подарила ей на шестнадцатилетие противозачаточные таблетки.

И тут вдруг Лесли громко расхохоталась.

— Боже, какой ужас! — явно передразнивая Стрэнда, произнесла она. — В такой день и в таком возрасте!..

— Да, но ты мне об этом ничего не сказала.

— Знаешь, мне всегда почему-то казалось, что тебе никогда не было шестнадцати, — заметила Лесли. — Что, не терпится присоединиться к остальным, дорогой?

— Представь себе, да.

— Та-ак, дай-ка подумать… — протянула Лесли, сосредоточенно хмуря лоб. — Какие же еще грехи я совершила, что еще утаила, стараясь держать тебя в счастливом неведении?.. Ах, ну да, конечно! Устроила Элеонор аборт, когда ей было семнадцать. Хочешь знать детали и подробности?

— Нет, не слишком.

— Мудрый старый муж и отец семейства, — сказала Лесли. — Я также знала, что у Элеонор был любовник вдвое старше ее, да к тому же женатый и с тремя детьми. А сама она в то время училась в колледже. И она врала тебе, что несколько лет копила деньги на машину. Это он купил ей машину. И это тоже, конечно, страшный грех, не правда ли? А параллельно я занималась еще и тем, что покрывала нашего дорогого Джимми. Скрывала от тебя, что он почти каждую ночь накуривается до состояния полной невменяемости марихуаной. И чтобы удержать его в доме, позволила прятать дурь под своими бюстгальтерами, в ящике комода. Что, разве ты был бы счастливее, если б мальчик оказался на улице?

— Нет, конечно, нет.