Хлеб по водам

— Он обещает, что на этом острове не будет никаких компьютеров. Даже пишущей машинки не будет. И уверяет, что потом я примусь за работу с утроенной энергией. — Элеонор взяла маленький букетик цветов, который принесла с собой, и поставила в вазочку в центре стола. — Просто он бывал там раньше. С другой дамой.

— Он сам тебе это сказал? — искренне изумился Стрэнд.

— Он вообще мне все рассказывает, — ответила дочь. — Он из таких.

— Другие времена… — растерянно пробормотал Стрэнд. — Совсем другие. В мое время… — Тут он спохватился и умолк. — Да ладно. Это не важно, как и что там было в мое время. А ты ему тоже все рассказываешь?

— Все, но избирательно, — рассмеялась Элеонор.

— Почему бы не пригласить его к нам как-нибудь вечером?

— Он не очень уверенно чувствует себя в семейной обстановке — так, во всяком случае, говорит. И вообще я пока не знаю, стоит ли… Пока. А там посмотрим. Посмотрим, как он пройдет трехнедельное испытание. Вполне возможно, что после этого мне придется расщепить его на атомы.

— Ладно, — сказал Стрэнд. — Пришлешь мне открытку. Я бы и сам с удовольствием съездил на какой-нибудь остров в Грецию. И не на какие-то там три недели. Может, когда выйду на пенсию…

Элеонор подошла к отцу, обняла за шею и озабоченно взглянула ему прямо в глаза. Она была ниже ростом и стройнее Кэролайн и унаследовала от матери аккуратный прямой носик и темно-синие глаза.

— Ужасно несправедливо, верно? — пробормотала девушка. — Проработав всего два года, я могу сорваться и махнуть в Грецию, а вы…

Стрэнд нежно похлопал ее по спине.

— Мы вовсе не страдаем, детка. Мы выбрали семью. А ты пока не обзавелась семьей…

— Аллилуйя! — шутливо заключила Элеонор.

Вошла Лесли, на ходу снимая фартук.

— Обед почти готов, — сказала она. — Миссис Кертис рвется подавать на стол.

Миссис Кертис была женой Александра и помогала по хозяйству три раза в неделю.

— Все в сборе? — спросила Лесли.

— Кэролайн еще не пришла, — ответила Элеонор и отошла от отца.

— Странно, — заметила Лесли. — Уже минут пятнадцать как стемнело. Не могут же они играть в теннис в темноте! И потом она знает, когда мы садимся за стол.

— Наверное, забежала куда-нибудь выпить содовой, — предположил Стрэнд. — Кстати, и нам не мешало бы выпить чего-нибудь. Вы как, девочки? — Он подошел к буфету, открыл дверцу и достал бутылку виски и бутылку хереса.

— Нет, спасибо, я ничего не буду, — ответила Элеонор. Стрэнд вообще никогда не видел, чтобы дочь пила, ну разве что изредка бокал сухого вина. А может, она ведет себя так только с родителями, подумал вдруг он. И совершенно по-другому, когда обедает где-нибудь со своим молодым человеком, который рассказывает ей все… Все, но избирательно — кажется, именно так она выразилась.

— А я выпью стаканчик хереса, — сказала Лесли.

Стрэнд налил жене хереса, затем себе виски с содовой, и тут вошел Джимми, побритый и чистенький, благоухающий туалетным мылом.

— Привет, Элеонор, — сказал он. — Как поживает краса и гордость семейства?

— Работает в поте лица, — ответила Элеонор. — Это надо же! Какой ты сегодня у нас сияющий!..

— Исключительно в твою честь, — ответил Джимми. — Когда ты решаешь почтить семейный очаг своим присутствием, самое малое, что я могу сделать, — это побриться.

— А знаешь, ты вообще-то симпатичный, — заметила Элеонор. — Особенно в вымытом виде. Маленько смахиваешь на корсиканского бандита, почистившего перышки перед мессой.

Джимми ухмыльнулся:

— У меня, между прочим, и фаны есть. Правда, пока их число ограниченно.

— Джимми, — вмешался Стрэнд, — мы тут решили немного выпить, мама и я. Присоединишься?

Джимми отрицательно помотал головой:

— Не могу. Готовлюсь к Олимпийским играм.

— Каким еще Олимпийским играм? — удивленно воскликнула Элеонор.

— В шестьдесят шестом, — снова ухмыльнувшись, отозвался Джимми. — Планирую взять золотую медаль за немедленное удовлетворение.

— Ставлю на тебя, брат! — сказала Элеонор.

Они продолжили задирать друг друга, причем Элеонор не скрывала, что не одобряет образ жизни Джимми и его компании. Джимми, который был высокого мнения об уме и способностях сестры, поддразнивал ее тем, что она напрасно тратит лучшие годы жизни на, выражаясь его словами, «бессмысленное барахтанье в буржуазном компьютеризованном болоте». Эти, довольно, впрочем, редкие и бесцельные, выпады Джимми попахивали левизной, что сильно беспокоило Стрэнда, отличавшегося упорядоченными, прагматическими взглядами на суть и смысл общества, членами которого все они являлись. Однако он не пытался спорить с сыном. Задиристость, отрицание всего и вся присущи юности, твердил он про себя. К тому же Стрэнд прекрасно знал, что брат и сестра очень любят друг друга, просто иногда, начав спорить, они слишком увлекались.

Он откашлялся и поднял бокал.

— За… э-э… — Он покосился на Элеонор. — За Грецию!

Лесли удивилась.

— А при чем тут вдруг Греция?

— Я тебе после объясню, мам, — сказала Элеонор. — Так, чепуха.