Хлеб великанов. Неоконченный портрет. Вдали весной

Леди встала — подсознательно он отметил, как великолепно она движется. Она похожа на статую, которую он когда-то видел. Она обошла вокруг стола и положила руку ему на плечо. Ласково, ободряюще сказала:

— Все нормально. Не надо бояться.

Но Грин сверлил глазами Левина. Этот человек знает, сейчас он скажет. Что же такое ужасное им известно, а ему нет?

— На войне случались странные вещи, — начал Левин. — Иногда люди забывали свое имя.

Он многозначительно замолчал, но Грин не поддался.

— Я не настолько плох. Я не забыл свое имя.

— Но вы забыли. Ваше настоящее имя Вернон Дейр.

Заявление должно было произвести драматический эффект, но не произвело. Оно показалось Грину просто глупым.

— Я Вернон Дейр? Вы хотите сказать, я его двойник?

— Я говорю, что вы — это он.

Грин искренне рассмеялся.

— Меня не так легко подцепить на крючок, сэр. Даже если это означает титул или богатство! Каково бы ни было сходство, я не стану с этим связываться.

Себастьян Левин перегнулся через стол и раздельно произнес:

— Ты — Вернон — Дейр.

Грин смотрел на него, широко открыв глаза.

— Вы меня разыгрываете?

Левин покачал головой. Грин быстро повернулся к женщине, стоящей рядом с ним. Она смотрела очень серьезно и уверенно. Она спокойно сказала:

— Вы — Вернон Дейр. Мы оба это знаем.

В комнате повисло мертвое молчание. Грину казалось, весь мир пошел кругом. Какая-то фантастическая, немыслимая история. И все-таки в этих двоих есть нечто, вызывающее доверие. Он нерешительно сказал:

— Но… но так не бывает. Человек не может забыть собственное имя!

Он с победным видом посмотрел на них, но Себастьян Левин покачал головой.

— Не знаю, как это вышло — возможно, врач может это объяснить. Но я знаю — ты мой друг Вернон Дейр. В этом нет ни малейшего сомнения.

— Но… но если это правда, я должен знать.

Он был в замешательстве. Странный, тошнотворный мир, ни за что нельзя поручиться. Эти добрые, здравомыслящие люди внушают доверие. Раз они так говорят — значит, так и есть, но что-то в нем отказывается это принимать. Они жалеют его, и это пугает. Значит, есть что-то еще, чего ему не сказали.

— Кто он, этот Вернон Дейр? — отрывисто спросил он.

— Ты происходишь из этой части света. Ты родился и провел детство в поместье под названием Эбботс-Пьюисентс…

Грин прервал его изумленным возгласом:

— Эбботс-Пьюисентс? Я вчера возил туда мистера Блейбнера. И вы говорите, что это мой старый дом, а я его не признал!

Он вдруг оживился. Букет лжи! Ну конечно же. Он все время это чувствовал. Люди они честные, они просто ошиблись. Какое облегчение!

— Потом ты жил в Бирмингеме, — продолжал Левин. — Ты закончил школу в Итоне, поехал в Кембридж, потом в Лондон — учиться музыке. Ты сочинил оперу.

Грин расхохотался.

— Вы ошибаетесь, сэр. Да вы что, я же не отличу одну ноту от другой!

— Началась война. Ты получил патент на офицерский чин. Ты женился, — он помедлил, но Грин не отозвался, — и отправился на фронт во Францию. Весной следующего года мы получили извещение о твоей смерти в бою.

Грин недоверчиво смотрел на него. Что за вздор! Он ничего такого не помнит.

— Должно быть, какая-то ошибка, — примирительно сказал он. — Мистер Дейр, возможно, что называется, мой двойник.

— Ошибки нет, Вернон, — сказала Джейн Хардинг.

Грин перевел взгляд с Себастьяна на нее. Интимность ее тона убедила более, чем что другое. Ужас. Кошмар. Так не бывает. Его всего трясло.

Левин встал, смешал какое-то питье из того, что стояло на подносе в углу и подал ему.

— Выпей, — сказал он. — Тебе станет лучше. У тебя шок.

Грин выпил залпом. Дрожь прекратилась.

— Как перед Богом, сэр, — это правда?

— Как перед Богом — это правда.

Он придвинул стул и сел рядом с другом.

— Вернон, старина, неужели ты меня совсем не помнишь?

Грин смотрел на него во все глаза. Внутри что-то слабо шевельнулось. Как же это больно — пытаться вспомнить! Что-то есть…

— Ты… ты вырос. — Он протянул руку и тронул ухо Себастьяна. — Кажется, я помню…

— Он помнит твои уши, Себастьян! — воскликнула Джейн, отошла к камину и захохотала, уткнувшись головой в каминную полку.

— Перестань, Джейн. — Себастьян встал, налил еще стакан и принес ей. — Вот лекарство.

Она выпила, отдала стакан, слабо улыбнулась и сказала:

— Извини. Больше не буду.

Грин продолжал свои открытия:

— Ты не брат? Нет, ты жил по соседству. Да, вот так: жил рядом.

— Верно, старина. — Себастьян похлопал его по плечу. — Не надо, не старайся вспоминать, вскоре все само придет. Не надо волноваться.

Грин посмотрел на Джейн. Нерешительно спросил:

— Вы моя сестра? Кажется, я что-то помню про сестру.

Джейн покачала головой, не в силах отвечать. Грин вспыхнул.

— Извините. Мне не следовало…

Себастьян прервал его.

— У тебя не было сестры. Была кузина, вы жили вместе. Ее звали Джозефина. Мы называли ее Джо.

Грин задумался.

— Джозефина — Джо. Да, я что-то помню. — Он помолчал и потом жалобно переспросил: — Вы уверены, что я не Грин?

— Совершенно уверены. А ты все еще им себя чувствуешь?

— Да… И еще ты говорил — я писал музыку, собственную музыку? Для высоколобых, не рэгтаймы?

— Да.

— Какое-то безумие. Именно безумие!