Хлеба и чуда (сборник)

Одна Римма Осиповна знала о большой тоске соседа. По вечерам он часами смотрел в стеклянный шар. В домике с красной крышей горели желтые окна, тропинку заметало снегом. За отогнутой занавеской продолжала ждать Дмитрия Филипповича Клэр. Письма к ней не возвращались, но, вероятно, не доходили до нее, и от Клэр не было вестей.

– Может, ей позвонить? – мучилась за него Римма.

– Я не спросил у Клэр номера телефона…

Весна в Якутии выдалась на удивление ранней. В марте сугробы опали, всюду заголубели лужи, а в середине апреля отопление Богемы внезапно заглохло. Под половицами первого этажа захлюпало половодье, в простуженных комнатах повис плесневый запах. Благодетельница-печь без устали грела, варила, сушила рабочие валенки с калошами, распертые чурками, чтобы держали размер. В валенки артисты переобувались на выездных субботниках – в совхозных овощехранилищах началась переборка картошки к посадке.

Геббельс с приблудившейся к нему зимой рыжей дворняжкой Рыбой покинули наводненный тамбур и переселились на крышку сруба помойной ямы. Вообще-то скрипач Женя Дядько нарек собаку Риббентроповной, но кличка не прижилась из-за сложности произношения и сузилась до Рыбы.

В один не прекрасный день общежитие, по сезонному обыкновению, отправилось в каботажное плавание между мостками. Утром богемцы проснулись в Венеции. Гондолы тапочек и туфель празднично плыли по коридору, вахтерша Прокопьевна с комендантом сидели на столе, как петушок с курочкой. Дядя Равиль ругался с кем-то по телефону насчет вечно занятой аварийной машины.

– Мамма, сон танто феличе! – пропел ангельским голосом Робертино Лоретти скрипач Женя Дядько, обулся в болотные сапоги и побрел ловить аварийку на улице.

Из-за ЧП людей отпустили с воскресного овощного субботника. К обеду пойманная машина откачала дворовое озеро. Мужчины занялись мелким ремонтом, женщины выжали остатки Венеции в ведра. Дядько, неутомимый украшатель общественно-домашней территории, нашел где-то брошенный лозунг «Слава советским женщинам – активным строителям коммунизма» и прибил над входной дверью. Было решено отметить окончание внепланового субботника общим ужином.

Под стрехой носились сытые воробьи, отъевшиеся на талых помойках. Легкомысленный ковчег, где ничего не жалко раздарить и забыть, смотрелся в лужу теплого вечера, не потревоженную еще мелко кишащей жизнью. Хлипкие мостки с перильцами висели над солнечной водой, как над огненной пропастью. Набежавшие откуда-то кобели окружили рыжую Рыбу. Геббельс принюхивался к ее хвосту, пытаясь первым предъявить счет на правах хозяина. Женя Дядько принялся гонять чужаков лопатой, но добился лишь того, что неблагодарная Рыба умчалась прочь во главе свадебной своры.

– Вот сука, – с уважением выдохнул запыхавшийся Женя и потрепал нервно зевающего Геббельса по загривку. – Не горюй, придет. Бабы, они такие…

– Женщины, – поправила Беляницкая.

– Так я ж о суках.

– Где ты, Люда, увидела женщин? – засмеялась Римма. – Мы сегодня вкалывали как активные строители коммунизма…

На днях она попрощалась со своим мужчиной навсегда и временно перестала ощущать себя женщиной. По крайней мере любимой и желанной. В семье мужчины росла двойня девчонок, им исполнилось по пятнадцать – беспокойный возраст, жене было тяжело.

Кто ж не согласится, что семья главнее всяких побочных страстей? Римма согласилась. Рук не заламывала, ничего не сказала мужчине, хотя имелось одно нехорошее подозрение. После сегодняшнего обильного ужина ее сильно затошнило, и капризный в последнее время организм укрепил Римму в мысли, что она все-таки женщина. Строителям коммунизма мужского пола не грозит перспектива строительства жизни в статусе матерей-одиночек. Подсчитав примерный срок перспективы, Римма решила как можно скорее от нее избавиться. Беляницкая пообещала помочь.

За день до похода к ее докторше Римме дали отгул в счет отпуска по якобы насущной необходимости съездить в Ленск к родным. Купила пачку новокаина в ампулах и медовый торт. Людмила сказала, что докторша любит медовый.

– Очень больно? – трусила Римма.

– Не очень, – заверила опытная Беляницкая. – Как будто жилки в животе потянет, и все.

Перекрестившись, не верящая в бога Римма вышла из Богемы с сумочкой в одной руке и коробкой с тортом в другой.

На перилах мостков сиротливо сидела Фундо. Ее круглые желтые глаза неотрывно смотрели на автобусную остановку. Римма удивилась: неужели оставил? Прямо тут, на улице? На нежно привязанного к кошке Дмитрия Филипповича это было непохоже. Следовало отнести Фундо в общежитие, а лапки у нее оказались грязные. Кошка ждет хозяина и не захочет домой, начнет вырываться. Белый плащ непременно испачкается…

Пока Римма колебалась, Фундо оторвала взгляд от автобуса, приближающегося к остановке, и тревожно замяукала. Римма обернулась. К ним по воде, по луже, в тучах брызг и ошметков грязи, неслась собачья стая! Ни о чем больше не раздумывая, женщина подхватила кошку и прижала к себе.

– Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите!!!