Хлеба и чуда (сборник)

В вотчине мое актерское мастерство распускается пышным взыскующим цветом. Реакция на зрелище разнообразна и характерна – игра в «замри», выпученные глаза, прыжки в сторону, охи-вздохи, жидкий звон меди. Коварный папарацци Назаров ловит кадры и признается, что успел заснять Распутина.

Бедный Шекспир

Мой маскарад несказанно воодушевил шефа секретариата Морина. Идея взглянуть изнутри на мир сирых-убогих отчасти принадлежала ему. С горящими глазами внимает рассказу. Я говорю:

– Может, про Отелло не надо?

– Надо, все надо! – восклицает жадный до любого события Морин. Убедил держать роль до конца, чуть ли не силком поволок в приемную главного редактора и втолкнул в дверь.

– Эдуард Михайлович! Вот… К вам вице-президент Ассоциации бомжей… имени Шекспира!

Редактор слегка дрогнул бровями. Через секунду на лице воцарилось индейское спокойствие. Нечему удивляться. Существуют партия любителей пива, Международный комитет по сохранению Пизанской башни, так почему не объединиться бомжам?

– Садитесь, пожалуйста.

Я с максимальным энтузиазмом изложила просьбу осветить создание новой организации в газете и вообще поддержать: выразительно потираю пальцами. Речь без подготовки получилась сумбурной, но серьезность пока идеальна. Чувствую, что ненадолго, смех во мне так и бурлит.

Эдуард Михайлович отлично справляется со своей ролью – весь сочувствие и понимание. Осторожничает, прикидывает, как с меньшими потерями избавиться от руководителя дурного общества.

– Мы обязательно отправим корреспондента в вашу ассоциацию…

– … имени Шекспира…

– … да, конечно, но экономическое положение у нас, к сожалению, таково, что…

Я больше не могу. Меня трясут и корчат конвульсии смеха. Редактор растерялся – у посетительницы явно какой-то приступ. Торопливо протягивает графин с водой. О стакане забыл.

– Вам плохо? Может, «Скорую» вызвать?

Мотаю головой. Предательские спазмы выжимают слезы из глаз и… столь дикого хохота не слышали эти стены. Мой визави застыл с открытым ртом и графином в руке.

Сокрушенно всплескивая ладонями, в приемную ворвался Морин. Увы, ничем уже не помочь. Инкогнито раскрыто – я заливаюсь, задыхаюсь, закатываюсь, я вот-вот свалюсь на пол и задрыгаю ногами.

Смятенное лицо Эдуарда Михайловича отражает сложную смесь эмоций.

– Это… вы? – заикается он. – Это вы – в‑вице…?!

Секретарь братски поддерживает новый взрыв неприличного ржания.

– Она, она! А-ха-ха-ха! Ассоциация имени… ха-ха-ха! Бедный сэр Уильям!

Дары волхвов

До конца рабочего дня наше с Назаровым похождение, с его ремарками, пришлось пересказывать раз пять. «Ха-ха» не смолкало. Врученную Мориным пачку писем из клуба «Многодетная семья» я решила пересмотреть дома. Вечером смеялась с мужем, с Л. Н., с одной подругой по телефону и со второй…

А ночью – плакала.

Из письма мамы с шестью детьми я узнала рецепт лепешек из комбикорма для свиней. Это был хлеб семьи. Таким бартером полгода расплачивался со своими работниками один из совхозов. Другая мама писала, что ее двенадцатилетняя девочка закрывает глаза братишкам и сестренке, когда люди на экране едят. Родителям задерживают зарплату с мая прошлого года. Семья в глаза не видела новых, деноминированных рублей. А четверо малышей вдовы, которая год назад похоронила мужа и продала все сколько-нибудь ценное в доме, неделю не ели хлеба…

Верно говорят: не смейся сильно, будешь плакать. Эх, где вы, чудесные, душой широкие Ильи Муромцы и Деды Морозы с подарками?!

Где-где.

На картине Васнецова и в сказках.

– Отчаялись матери, вы уж извините, – оправдывалась утром председатель клуба «Многодетная семья», когда я занесла ей вчерашнюю выручку и пакет с детскими книжками. – Были бы тунеядцами, нищими попрошайками, но ведь работают люди! Работают! И голодают. Куда только я не ходила. В министерствах смотрят как на вечную просительницу. Чиновники про нас шутят – МММ, слышали? Опять, говорят, эти Многодетные Малоимущие Мамаши приперлись… Вот я и подумала: а если письма в газете опубликовать? Может, тогда кто-то поможет семьям в местах их проживания?..

Мы так и сделали. Председатель передала городские семейные списки нуждающихся в бытовой технике, одежде, обуви, постельном белье. Еда стояла на первом месте против каждой фамилии. Дом печати провел внутреннюю акцию по сбору детских вещей, книг, игрушек. Редакция разослала письма с просьбой о помощи руководителям высоких ведомств, больших предприятий, депутатам…

Не отозвался никто.

… Кроме пяти человек. До сих пор очень хочется огласить скромные имена этих народных избранников, пожертвовавших по пятьдесят – сто рублей. А имена тех, кто не нашел времени откликнуться, заседая на всевозможных мероприятиях, посвященных «социальной реабилитации и адаптации семей в обстановке сложного рыночного периода», заняли бы полкниги.

Зато отозвались простые люди. Большинство не выглядело состоятельными. Впрочем, приезжали и на крутых «тачках», везли холодильники, стиральные машины. Поднялась огромная волна дары приносящих (не данайцев). Деньги отсылали по адресам…

Дай бог

Мой пятничный материал не понравился Распутину.