Хлеба и зрелищ

Нет, она не знала, куда скрылся Берт, одержав победу; она только догадывалась. Мы поехали через весь город к порту, к рыбному рынку. Жара была немилосердная. У рыбного рынка мы вышли. Tea устремилась к маленькой, чисто выбеленной пивнушке. «Он там?» — спросил я, но не получил ответа. Tea уже стояла на цементных ступеньках и открывала тяжелую деревянную дверь. Хозяин, тучный мужчина с отвисшим веком, вышел из-за занавески, что-то жуя; он поздоровался с Tea, поздоровался со мной, они пошептались у стойки, потом Tea быстро кивнула мне, и мы проскользнули за занавеску. Хозяин молча показал на темную деревянную лестницу и стал смотреть, как мы поднимаемся. Tea, очевидно, уже бывала здесь. Она взяла меня за протез, остановилась, подождала, пока ее глаза привыкнут к чердачному полумраку, — металлический крючок протеза передал мне дрожь ее руки. Наконец в полной тишине она двинулась дальше, медленно ведя меня по пружинящим половицам чердака. Нагнувшись, чтобы не задеть низкие стропила, мы подошли к двери, которая вела в мансарду, остановились, прислушались. На чердаке было по-прежнему тихо! Не спуская с меня взгляда, Tea подпила согнутый палец, а когда я кивнул, постучала. Щеколду изнутри приподняли, дверь медленно раскрылась, и перед нами оказался Берт; наш приход не удивил его, он спокойно, чуть ли не с облегчением смотрел на нас, как будто ждал…

Быстрый знак рукой — и мы на цыпочках вошли в оштукатуренную мансарду с единственным слуховым окном. Сначала я заметил развешанную по стене на гвоздях одежду, потом стопку книг и валявшийся на полу пакет с газетными вырезками; Берт отошел в сторону, и стала видна широченная старомодная кровать, на подушке лежало серое, грустное мышиное лицо «отца спорта» Лунца. Лунц лежал неподвижно, с закрытыми глазами, под тяжелым одеялом. В изножье на плетеном стуле стояла тарелка с хлебом и коричневый кувшин с мятным чаем. Из кувшина тонкими завитками поднимался пар. Рядом с тарелкой стояли две бутылки с какой-то густой жидкостью и два стеклянных пузырька с таблетками. Мы подошли к кровати. Старик Лунц раскрыл глаза, кивнул нам и с трудом вытащил руку из-под тяжелого одеяла.

— Извольте радоваться, — сказал он, — перед самым чемпионатом меня скрутило. Да и сегодня я с радостью побывал бы на стадионе, посмотрел бы, как бежит мальчик. Ведь он одержал победу…

Мы пожали исхудавшую руку Лунца, а потом Берт опять спрятал ее под одеяло. Я посмотрел на Берта, поймал его взгляд и тут же понял, зачем ему понадобились деньги, которые Tea и я одолжили ему, — Берт никогда не говорил нам об этом. Я знал, вернее, слышал, что Лунц болен, но не знал, что Берт ухаживает за ним, каждый день приносит еду, наводит порядок в этой мансарде, заваривает старику его любимый мятный чай и ходит в аптеку. Мы сидели на краешке кровати и молчали, вдыхая кисловатый запах, пропитавший мансарду. А когда Берт снова одолжил у меня деньги и ушел за лекарством, «отец спорта» Лунц с хитрой усмешкой взбил подушку, уселся поудобнее и вынул руки из-под одеяла.

— Да, да, — сказал он, показав кивком на дверь, — он своего добьется. Берт — великий бегун. Я уж постараюсь собраться с силами, чтобы посмотреть на него во время больших соревнований. Мне говорят, что дела мои плохи, но я им еще покажу, на соревнованиях я буду громче всех подбадривать Берта. Прежде всего, однако, мне надо закончить работу о марафонском беге, осталось не так уж много, надо всего лишь доказать, что этот бег наперегонки со смертью неизбежно должен был кончиться смертью.

Мы молча смотрели на него, и он решил, что нам нужны доказательства, достал из-под подушки помятую тетрадь и начал листать ее иссохшими пальцами.

— Терсип из Эроидаи принес домой весть о победе под Марафоном. Правда, большинство утверждает, что не Терсип, а разгоряченный боем Эвклес убежал с поля битвы во всех доспехах и, достигнув дверей первых домов Афин, успел лишь воскликнуть: «Радуйтесь, мы тоже рады!». В то же мгновение он упал бездыханным. Вот так, бежал от смерти и угодил смерти в лапы…

Tea встала, отобрала у него тетрадь и спрятала ее под подушку. Потом разлила чай и протянула ему чашку, он взял ее дрожащей рукой. Скривив рот, Лунц глотал горячий чай. Иногда он постанывал. Потом на лестнице вдруг послышались шаги двух мужчин, которые шли к мансарде. Хозяин с отвисшим веком приоткрыл дверь, но сам не вошел, только просунул голову в щель, словно хотел выяснить, найдется ли местечко в этой комнатушке и может ли он впустить сюда человека, которого мы не видели, но угадывали у него за спиной. Хозяин решил, что места хватит. Он кивнул головой, отворил дверь, и из чердачного полумрака нерешительно вышел Хорст, держа руки в карманах куртки. Мы снова собрались все вместе…

Вскоре вернулся из аптеки и Берт. Молча положил он на плетеный стул таблетки, молча подошел к Хорсту, они обменялись рукопожатием, и Хорст сказал: