Разрывы пошли один за другим и слились в единый громогласный звук большой бедовой войны. Они были так часты и сильны, что всё вокруг стремительно заволокло дымом и пылью, и всё происходящее укутало устойчивой, непробиваемой для взгляда, пеленой… Даже солнце было укутано за плотной мглой.
Взрывов большой мощности было около двадцати, но все последствия этого обстрела сразу увидеть было невозможно, хотя экипаж Шаховского понимал, что помощь может теперь точно кому-то потребоваться. Взрывы пока прекратились.
– Женя, остаёшься на связи! Остальные – проверить, что у зампотеха и слесарей, они возле подбитого БТРа работали, – скомандовал своим Шаховской.
А сам быстро рванул к санитарке Таси – там были раненые. Они могли нуждаться в помощи. А возможно, и она сама… Нужно было переместить раненых под защиту брони.
Когда Шаховской подскочил к Тасиной «шишиге», Тася хладнокровно делала свою работу – солдат утром был ранен, а сейчас начал истерить, вторично подвергшись смертельной опасности. Тася наивно прикрывала его своим телом.
– Тася, как ты? – в голосе Алексея слышалась тревога.
– С Божьей помощью… нормально…
– Тася, пока нет налёта, пока есть немного времени, раненых нужно перевести в БТРы под броню. Все ходячие?
– Кроме одного.
– Так, служивые, всем нужно пройти метров тридцать до брони и там укрыться. За лежачим сейчас пришлю. Остальные встали и вперёд, ребятишки… Молодцы, парни. Обстрел может начаться заново прямо сейчас, нужно укрыться.
Он спрыгнул и побежал к рабочей зоне слесарей, где были два БТРа. Там виднелся его экипаж.
Первое, что он увидел, – внушительную воронку недалеко от машины, которую ремонтировали. Лежало несколько тел. Кто-то шевелился, кто-то уже нет. Его солдаты поднимали, подтаскивали в технику, оказывали посильную помощь людям после разрыва, который их застал в момент работы… И хотя, услышав свист, они сразу стали пытаться где-то укрыться, но не всем это удалось… Вот и зампотех, хорошо – был жив, но сидел у колеса, обхватив голову руками, стонал и равномерно качался… Его контузило и, по-видимому, сильно.
Шаховской обратился к нему:
– Николаич, – тот молчал. Алексей позвал громче, потряс за плечо: – Николаич! – тот молчит, смотрит на Шаховского, силится, но сказать не может.
Появляется Тася и сразу включается в работу.
– Женя, – повернулся к своим солдатам Шаховской. – В санитарке один тяжелораненый остался. Возьмите ещё пару человек и быстро перенесите его сюда в один из БТРов.
Жени отозвался:
– Сделаем сейчас. Тут только что «Гранит» начальника штаба запрашивать стал, я радиостанцию в режиме ГГС[27]
оставил, чтобы слышать, если что…Чад и пыль начали оседать, мгла проясняться, и солнце стало выглядывать яркими проблесками.
В небе затарахтели характерным ритмичным гулом наши вертушки, уже только одним своим близким присутствием значительно снимая напряжение у людей. Сейчас было совершенно понятно, что начнут штурмовку тех мест, откуда были залпы. И если ещё там кто остался и лихорадочно пытался спрятаться, или просто суетливо старался свалить как можно дальше, то не судьба им. Сверху видно всё, и от наблюдения наших пилотов скрыться почти невозможно. А значит, не уйти и не спрятаться от неминуемого возмездия.
Шаховской добежал до своего БТРа, взял шлемофон, и сообщил, что на связи…
Он напряжённо вслушивался в слова старшего начальника – «Гранита».
Что-то предчувствуя, к нему подошла Тася и видела, как он изменился в лице. Она тоже прониклась тревожным волнением, даже на фоне сегодняшних уже сверхэмоциональных событий – эх, аукнутся же такие избыточно высокие пороги эмоций потом, в будущем, всем оставшимся живым, участвовавшим в боевых операциях и вышедшим из этой войны…
– Что там? – взволнованно спросила Таисия.
Шаховской вздохнул-выдохнул:
– Комбат погиб!
– Как?!. Господи!!
– Деталей не знаю… На блоке восьмой роты они отразили атаку, бандгруппу в основном уничтожили. Туда успел комбат с Пасько, они ударили в тылы по засаде, – коротко рассказал ей Алексей всё, что успел только что узнать, до конца не осознавая, что этого человека – комбата – они больше никогда не увидят. Для него он ещё был жив.
После короткой паузы, прислушавшись к своим чувствам и собравшись с мыслями, он закончил рассказывать Тасе только что полученную информацию:
– Ну, и «Гранит» сообщил – уже это хорошо, что хлеб дошёл до места. Ради этого мы и работали. Из-за него наши люди погибали. Никогда бы не подумал, что хлеб так на крови бывает замешан.
Тася, ещё ошеломлённая вестью о гибели Проскурова, находилась в своих переживаниях и эмоциях и на слова Алексея уже реагировала как на слова полностью близкого человека с совершенным к ним доверием, и поэтому лишь вторила ему, соглашаясь:
– Да, хорошо. Хлеб, да – это главное. Главное, что мы его всё же дотащили. Ради же него мы тут умираем? – оторопело спросила она.