Хлебный вопрос. Юмористические рассказы

Получил твое письмо. Вижу, что ты по-прежнему мной недоволен, хотя и пишешь ко мне. Прочел опять твои нотации. Больно, обидно мне их читать, но все-таки прочел их и попробую оправдаться, хотя теперь уже и вижу, что трудно тебя в ступе утолочь. У нас положительно диаметрально противоположные воззрения насчет эксплуатации вдов. Ты считаешь все это чем-то бесчестным, а я ничего бесчестного тут не нахожу. Мне кажется, что ты просто отстал. Да оно и понятно. Вот уже шесть лет, как ты живешь в провинции, а я по-прежнему в Петербурге. Петербург или провинция! А здесь, в Петербурге, общие воззрения таковы, что связь с женщиной, особенно вдовой, не считается ничем предосудительным. Ты говоришь, что я из-за выгод с ней сошелся и потому это предосудительно. Ах, боже мой! Да кто же сходится с женщиной из-за вреда себе? Наконец, ты ставишь мне в упрек, что при Анне Ивановне у меня есть еще Акулина Алексеевна и Прасковья Федоровна. Друг мой, да где же ты теперь найдешь таких идеальных мужчин, которые были бы верны одной женщине! Их очень мало, и это разве какие-нибудь уроды, которые не могут иметь успеха у женщин. Уж и от законных-то жен погуливают на стороне, а Анна Ивановна мне не жена.

Ну, да довольно об этом. Все мы люди и человеки и во грехах рождены. Хочешь любить меня таким, как я есть, – люби, не хочешь – не надо. А перемениться на твой вкус я не могу. Ведь это значит опять в черное тело идти, а я из него только что выкарабкался и начинаю дышать как следует. Смотри на меня как на шалопая – вот и все. А бесчестного во мне ровно ничего нет.

Конечно, я виноват, что я очень много болтаю о себе в письмах. Но не могу я от тебя, которого все-таки считаю моим другом, скрыть своих успехов. Вот и сейчас чешется рука сообщить тебе кое-что о себе новое… Из агентства я ушел. Не служу больше в конторе агентства. Помилуй, не иметь даже и вечером отдыха! Днем я занят по делам Анны Ивановны, по дому, по даче, и занимайся еще вечером в агентстве! Бог с ними, с тридцатью рублями жалованья! Я теперь у Анны Ивановны получаю пятьдесят рублей в месяц за управление домом и дачей – с меня этого при всем готовом и довольно. Зато я теперь имею свободные вечера и могу бывать с Анной Ивановной в театрах, в клубах, в гостях. Недавно мы были у Утюговых. Анна Ивановна даже будет крестить там.

На сегодня довольно. Устал. Целый день пробыл в Лесном на даче Анны Ивановны. Там теперь маляры оклеивают комнаты новыми обоями, кое-что красят, и потому нужно было присмотреть за рабочими.

Пишу тебе письмо в новом шелковом халате. Ах, как приятна какая бы ни была шелковая одежда! Какое-то особое ощущение испытываешь, когда только тронешь рукой по шелку. Халат этот – подарок Анны Ивановны. Она подарила мне его в ответ на мой подарок – часы, которые я купил у Прасковьи Федоровны.

Был и у ней на днях, то есть у Прасковьи Федоровны. Теперь я и ее поверенный. Она поручила мне взыскать кой с кого по одной претензии за поставленный паркет и выдала мне доверенность. Домовладелец, а не платит. Ну, да я еще скручу. Взялся я из-за двадцати пяти процентов. Вот тоже и это, пожалуй, считай бесчестным.

Будь здоров. Желаю всего хорошего.

Твой Глеб.

XVII

Милый Ипполит Иванович, здравствуй!

Вчера получил твое письмо, и опять с нотациями. Брось ты все это. Довольно. Ты при своем останешься, а я при своем. Ничего ты покуда еще не знаешь, какая такая моя связь с Анной Ивановной. Это связь прочная, и, может быть, даже она окончится законным браком. Она влюблена в меня теперь, как кошка, и я сам чувствую к ней привязанность.

Высказавшись в таком смысле, не считаю предосудительным похвастаться перед тобой, что вчера она мне за мои усиленные труды по управлению ее домом и дачей подарила прелестные золотые часы с цепочкой. Принимая от нее эти часы, я высказал ей твои воззрения на получение ценных подарков от женщин. И она мне ответила: «Какой вздор!» Видишь, я от нее даже этого не скрываю.

Похвастаюсь тебе и еще кой-чем. Прасковья Федоровна предлагает мне заняться управлением ее паркетной фабрики, назначает жалованье в пятьдесят рублей, но я, кажется, откажусь от этого. Зачем, если мне и так живется хорошо? Я не жаден. Кроме того, подумываю и совсем прекратить к ней свои посещения. Деньги, шестьсот рублей, с домовладельца за паркет я получил, честным путем полтораста рублей с нее заработал – с меня и довольно.

У Акулины Алексеевны тоже давно не был. Ну ее… Нет, я теперь хочу жить строгим семьянином с Анной Ивановной. Мой клад в ней, а не в Акулине Алексеевне и Прасковье Федоровне. Да и вышла стычка у Акулины Алексеевны с Прасковьей Федоровной. Акулина Алексеевна узнала, что я хожу к Прасковье Федоровне, началась ревность, и кончилось тем, что две кумушки разодрались. Теперь они даже не видятся друг с дружкой.

Покуда все. У нас начинается весна. Проглянули светлые, солнечные дни. Тает.

Ну, будь здоров. Желаю тебе всего хорошего.

Твой Глеб.

XVIII

Что это от тебя так давно нет письма, дружище Ипполит Иванович? Уж здоров ли ты?