Хлоя

— Я буду помнить тебя... — прошептал Амо.

Ее сердце начало болеть за него. Она чувствовала, как ее решимость начинает улетучиваться. Если она не выйдет из машины, то есть страх, что она может передумать.

— Что ты несколько месяцев провожал меня на занятия? Что моя лучшая подруга - девушка твоего друга?

Амо стукнул рукой по рулю.

— Ты не похожа ни на одну другую девушку, которую я знаю, Хлоя. —Успокоив дыхание, он прошептал слова: — Я люблю тебя.

Сердце Хлои забилось в груди. Это было именно то, чего она боялась.

Выскочив из машины, она побежала к входной двери. Он не может. Он не может любить меня.

— Блядь, подожди! — Амо бросился к ней с умоляющими глазами.

Убей. Ты должна убить то, что между вами, чтобы не убить его...

— Мы друзья, Амо. Если я останусь... Я не могу. Я никогда не стану тем, кто тебе нужен. Тебе нужна девушка вроде Элль или Лейк. Даже такая девушка, как Кассандра, была бы лучше меня. Ты любишь быть со своими друзьями, а я люблю быть одна. Вот почему я ухожу, — солгала она ради Амо. Он заслуживал нормальную девушку, а не ту, которая боится собственной тени.

— Никто не любит быть в одиночестве, — мягко сказал он ей.

Хлоя пожалела, что не может смахнуть обычные слезы, а не призрачные, которые так и норовили скатиться по ее щекам.

— Я ненормальная, я ненормальная. — Сделав резкий вдох, она возненавидела себя за слова, которые собиралась произнести. — Ты сам это сказал.

Амо побледнел.

— Чертов урод! — прозвучало в ответ, а затем раздался смех, наполнивший пространство непрерывным эхом слова «урод».

Она видела, как он произнес это слово на первом курсе, когда она впервые вошла в обеденный зал со своими новыми шрамами.

Он отвернулся от нее.

— Почему ты ничего не сказала?

— А что я должна была сказать? —Хлоя положила руки на входную дверь. — Пока, Амо.

Слезы наполнили его глаза.

— Я не хотел этого...

Я знаю, что ты не хотел.

— Все в порядке, Амо. Мы квиты. Я назвала тебя зверем. — Она открыла дверь и вошла внутрь. Затем она протянула руку, чтобы закрыть дверь. — Меня не получится исправить. Ни ты, ни кто-либо другой. Я просто сломлена. — Закрытие двери и его блестящий темный взгляд как-то сломили ее еще больше.

Хлоя вытерла шрам на щеке, почувствовав влагу. Наконец-то упала одна настоящая слеза.

Мне так жаль, Амо...

***

Хлоя быстро запихнула чемоданы в багажник своей машины, желая успеть уехать до того, как ее родители вернутся с ужина после заседания городского совета. Последний чемодан, который она взяла из маминого шкафа, так как не смогла достать купленный, был наконец засунут в багажник.

После ухода Амо Хлоя решила, что ей нужно уехать... сейчас. Она боялась увидеть, как будет чувствовать себя утром, и не хотела давать Амо шанс встретить ее в аэропорту до вылета самолета. Поэтому она позвонила и попросила изменить рейс, чтобы улететь через три часа.

Она написала две записки. Одна была для Ланы, которую она оставила в шкафу для уборки, в ней она писала, что любит ее и чтобы она не волновалась, а также извинялась за то, что не попрощалась с ней в живую. Вторая записка была для родителей, в ней она сообщала, что решила уехать пораньше и что ключ от ее машины будет положен в потайной ящик для ключей над шиной.

Было грустно, что тот, кому она призналась в любви, оказался не тем, о ком можно было подумать.

Сев в машину, Хлоя в последний раз взглянула на дом, который никогда не был домом, а был ее тюрьмой. Уезжая, она почувствовала, как цепи начинают медленно разрываться, когда она оставила позади свою тюрьму, а затем и город. Вырваться на свободу было главным чувством, которое она запомнит навсегда.

Хлоя опустила окно, позволяя теплому летнему воздуху обдувать ее лицо. Сделав глубокий вдох, она почувствовала, что последняя цепь порвалась.

Наконец-то я достигла свободы.

Это было близко, но она доберется до самолета. Большую часть времени она потратила на то, чтобы найти подходящую парковку.

Хлоя припарковала свою машину в заброшенном гараже. Вытащив чемоданы и рюкзаки, она заперла двери, затем подошла к заднему колесу. Ее пальцы шарили в поисках спрятанного ящика с ключами, который был прикреплен к днищу машины.

Нагнувшись еще ниже, чтобы найти его, ее пальцы, наконец, нащупали коробку.

— Есть...

Жесткие руки обхватили ее, а рот и нос закрыли тканью. Рука за тканью заглушала любые крики и протесты, которые она могла бы выразить, и кто-то сильный удерживал ее на месте.

Не шевелись, девочка.

Не было никакой борьбы. Ее зрение помутнело, когда все начало исчезать.

Или будет еще больнее.

Она знала, что это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ее душа принадлежала дьяволу...

Тридцать девять