Ларису Левашов до сих пор не перетянул сюда на ПМЖ, у нее в троцкистской Москве еще якобы полно дел и незавершенных проектов, но это скорее отговорка. Просто ей еще не предложили удовлетворяющую амбиции роль, На самом деле она почти ежедневно, покинув свой (без преувеличения самый шикарный и модный в коммунистической столице мраморный особняк, прогулявшись по Бульварному кольцу и переулкам, заглядывает к нам на огонек. Через дверь тогда еще профессорской квартиры — 1925 год, вы же понимаете. Дотяни до двадцать восьмого, тогда опять вылезли бы парадоксы, поскольку Лихарев пресловутый именно тогда здесь поселился, эмигрирующего профессора слегка обездолив. И как бы тогда выглядела попытка пройти в «нашу» квартиру сквозь «его», в свою очередь, функционирующую в «двойном режиме», я вообразить не берусь. Но до этого еще три года, которые прожить «напрямую» долго, а обойти — невозможно. По тем же самым причинам.
Так вот о Лихареве и его тетради. Сильвия, хотя и знаток «собственного» языка и старший по должности начальник, испытала при переводе немалые затруднения. Лихарев писал отрывочными, мало связанными друг с другом фразами, очень часто переходил на некоторое подобие лично изобретенной стенографии, она же — вариант метоланга. Отчего ей приходилось заниматься настоящей криптографией, благо с помощью компьютера, а не карандаша и блокнота, как встарь.
Получилось в итоге интересное чтение. Происходило оно в лучших традициях девятнадцатого века. Торшер под глухим зеленым абажуром, стол, накрытый для «вечернего чая», заинтересованная культурная публика вокруг и центр внимания — мужчина или женщина, вслух читающая то ли новый выпуск журнала с рассказом или повестью очередного властителя дум, то ли собственное сочинение, пьесу например.
С последующим обсуждением.
Валентин Лихарев оказался парнем еще более интересным, чем в описании Шульгина.
Техническая сторона его конструкции — это отдельный разговор. Куда интереснее были вставки или размышления вроде моих «Записок», иногда афористичные, наподобие ильфовских, иногда протокольные. Как царь Николай в дневниках писал: «5/ХI 1904. В парке убил три вороны. Вспомнил телеграмму Алексеева из Мукдена. Много думал».
Если удержаться где-то посередине, получается вот что.
…Проведенная вместе с Шульгиным-Шестаковьш интрига против Ежова, и Молотова в какой-то мере, авторитета Лихареву у вождя прибавила. С Шестаковым у них наметились интересные точки соприкосновения, очередные совместные идеи и планы. Только он не просек того, что Шульгин свою матрицу из наркома не забрал, как предполагалось. Без всяких коварных целей, просто в силу характера Сашка затеял там собственную игру. Где-то опираясь на настрой и возможности Заковского, где-то из чистой интуиции и собственных принципов. Не те, у него, конечно, были возможности, что у нас с Берестиным в сорок первом, но серьезно перенастроить режим шансы имелись.
Берию, например, переориентировать с энкавэдэшной на чисто хозяйственную деятельность, к которой тот имел вкус и способности (взять хотя бы атомный проект), добиться, чтобы тайную полицию возглавил именно Заковский (все ж таки не полный отморозок, неглуп и с выдающимися оперативными способностями).
Тем не менее в какой-то момент Валентин почувствовал, что вожжи у него из рук выскальзывают. Возникла даже мысль решить проблему радикально, избавиться от всех помех сразу и постепенно вернуть все на круги своя (в рамках исходного задания). Да поостерегся, поскольку так до конца и не понимал, какие именно силы стоят за Шестаковым и каков по сравнению с ним его реальный статус.
Попытка консультации с главной резидентшей не дала ничего в смысле прояснения ситуации и своей в ней роли.
— А я ничего о таком не помню, — оторвавшись от чтения, сказала Сильвия даже с некоторой обидой.
— Так это же не с тобой было и после вашего последнего контакта с Дайяной, — пояснила Ирина, которая, оказывается, держала в памяти все хитросплетения того довольно-таки проходного в общей картине наших дел и забот эпизода.
— Да, да, естественно, — согласилась Сильвия.
…А потом закрутились дела совсем непонятные. Валентин вдруг задался вопросом — а нужно ли ему все это? Вот так — все вообще. Что он, не проживет без кремлевской должности и кремлевского пайка? А уж тем более без совершенно никчемной работы на благо Великой Империи?
//Примечание на полях. Честное слово, что-то не додумали наставники в Академии на Таорэре, пытаясь вылепить из нейтрального материала кавалергардского офицера с перспективой оказаться близким другом наследника престола. И тут же наскоро переориентировать его (по обстановке, за неимением лучшего) в советские аппаратчики.//
Хватило Лихарева ровно на пятнадцать лет. Примерно как и несостоявшегося мичмана Шестакова. Если б у него самого гайка не сорвалась, черта с два Шульгин сумел бы заставить Григория Петровича сделать то, что он сумел.