Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]

Забыл народ, забыл, что могут прижать дорогущий «шестисотый» или даже «Бентли» к бордюру, показать «корочки», дать автоматным стволом в морду охраннику и перевалить хозяина жизни в «бычок» или «Газель» с надписью: «Доставка грузов везде. От 1 килограмма».

Кого не успели принять на дороге или вообще он не выезжал сегодня из поместья, строгие вежливые люди с полным отсутствием человеческих эмоций на лице и в повадках забирали из квартир или любовно выстроенных и отделанных домов.

— Видите, гражданин, постановление о задержании? Адвокату — звоните, но уже от нас. С собой? Как положено. Туалетные принадлежности, две смены белья. Спортивный костюм рекомендуем. И тапочки. В камере галстук, шнурки, ремень не положено. Курево разрешается неограниченно. Поехали. За что? Это не к нам, это к прокурору.

Потом плохо освещенный полустанок, замусоренная нерабочая платформа, глухо урчащий тепловоз, вагон с занавешенными окнами. Конвой принимает от оперативников задержанного без всяких формальностей. Тычок в спину. «Проходите, гражданин, по коридору, не задерживайте… Руки держать за спиной».

Что поразительно, как и в достопамятном году никто всерьез не брыкался и почти не протестовал. Ни хозяева, ни охранники. За каким чертом держали на виллах и в квартирах винтовки, пистолеты и автоматы, зачем платили туповатым парням впятеро больше, чем академикам, если те бросали на пол свои «Сайги» и «Меркели» при первых же словах, с правильной интонацией произнесенных?

Собаки, бывало, не понимали важности момента, цепные рвались с привязей, а комнатные пытались в меру своих слабых сил напугать пришельцев.

В мелькании многих лиц, улиц, переулков и интерьеров Андрею отчего-то запомнилось одно лицо. Почему, он и сам не понял. Полный рыжий мужик, лунообразная физиономия обрамлена кудрями и столыпинской бородой, высоким голосом произносивший стихотворение Цветаевой, стоя с бокалом во главе окруженного гостями стола. Числившийся в первых двух десятках списка Форбса, то есть долларовый миллиардер.

И вдруг открылась дверь, ввалились люди, не местные менты или собровцы, на этот раз — настоящие корниловцы, с положенными нашивками на рукавах. Которым здесь было и привычно, ввиду сходства помещений и стиля гулянки, и безразлично по той же причине.

Взяли под руки и повели.

Как он кричал и вырывался!

Неизвестно на что надеясь.

Да и кому же хочется — из тепла, уюта, обожающей тебя компании — неизвестно куда? Хорошо, если просто в тюрьму, как Ходорковского. А тут черепа с трехцветными треугольниками на рукавах. Явно не милиция и не прокуратура.

«А зачем ты, парень, — мысленно спросил его Новиков, когда красавца затолкали в машину, — три миллиона долларов отдал на вербовку чеченского отряда на ту сторону? Здесь плохо жилось?»

Гостям велели сидеть тихо, если аппетит не пропал — продолжать гулянку. Прочих присутствующих операция не касается.

Несколько инцидентов все-таки случилось. Не без этого. Один клиент словчился застрелиться. Так, словно много раз репетировал под руководством Станиславского. Распахнулась дверь кабинета, и хозяин увидел на пороге людей в форме. Другие и осознать не успевали, что происходит, а этот неуловимым движением сунул руку в ящик стола, навскид упер ствол «ПМ» снизу под угол челюсти, нажал спуск.

Сколько же он сам за собой грехов числил, если и на долю секунды не задумался; а может, обойдется, может, удастся выкрутиться, как другие выкручиваются?..

Корниловцы, люди военные и весьма настороженные в чужом мире, тоже иногда проявляли несдержанность. Слишком прямолинейно реагировали на чересчур экспансивные жесты и действия.

Вагон притормозил во втором часу ночи у Рижской платформы. Шульгин заскочил на откинутую ступеньку, похожий на себя самого шестью годами раньше. (Или пятью, или семидесятью, кто теперь разберется?) На нем был все тот же, с двадцать первого года, обтягивающий ихтиандровский костюм, автомат «ППСШ» на правом плече, много другой амуниции на ремнях и разгрузке.

В проходе было пусто. Пауза наступила. Охранники, словно обычные проводники, пили чай из тонких стаканов в эмпээсовских[46] фирменных подстаканниках, свалив автоматы на верхние полки купе. Левашов курил, откинувшись на спинку дивана.

— Сколько пропустил? — спросил Сашка, присаживаясь рядом.

— Сто тридцать три человека, — ответил Олег, взглянув на счетчик.

— Еще примерно сотня, и все. Эксцессов не было?

— Какие эксцессы? Сюда входили уже поломанные. Неужели внезапный арест — это вправду так страшно?

— Кому как. Настоящих профессионалов даже бодрит. Вот я помню…

Рассказать он не успел. Доставили свежую партию задержанных. С ними прибыл и Берестин, одетый в обычный камуфляж с генеральскими погонами.

Левашов протянул руку, щелкнул переключателем, коридор вагона озарился отблеском сиреневой рамки, и люди, вообразившие, что садятся в тюремный вагон, торопливо, едва не рысцой спешившие по узкому проходу, вдруг оказались в громадном, слабо освещенном пространстве.