Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]

— Я вижу, ты не боишься? И это правильно. Разве не догадалась — я Гериев от Гериева! Долго мне пришлось добиваться от них такой возможности. Встретиться с тобой на воле. Там твой шприц, укол, он меня отпустил, и сны те самые, и вот теперь качели. Как бы пояснее выразиться? Я — он или я — я? В общем, думай как тебе удобнее. Я тот, кто любит тебя всю свою очень долгую жизнь без упокоения даже на эти необходимые для восстановления душ триста лет.

Захочешь услышать историю моей любви к тебе — расскажу как-нибудь. Сейчас — не время., И снова его лицо «перетекло» от облика того, умиравшего в палестинских холмах Гериева к этому, помоложе, пожалуй, и вполне современного, интеллигентного даже облика. И дальше — вот он, тот рыцарь из сна[61], послания которого я не поняла.

— То, что с вами всеми происходило там, в преисподней, как я ее называю, звенья одной цепи и моей любви к тебе. Некогда рассказывать и вводить в курс всех перипетий, отношений и взаимодействий всех со всеми. Как это ни высокопарно звучит — надо спасать Россию! И ты, моя любимая, один из самых главных персонажей здесь, на Кавказе. Я остаться рядом с тобой пока не могу, но мои земляки, родственники, весь тейп — помогут. И я так или иначе — с тобой. Помни это и ничего не бойся. Сейчас езжай в Кисловодск к своим и жди друзей из Москвы. Успеют — скажут, что делать дальше. Нет — поступай по обстоятельствам…

Едва договорив последние слова, он отстранился от меня и… растаял.

Я наконец прикурила сигарету, которую так все время и вертела в пальцах. Он меня стискивал, целовал, и я его тоже обнимала, кажется, а сигарета вот она — целая. При этом бредом все случившееся явно не было. О бреде я кое-что понимаю. Иначе немедленно пошла бы сдаваться в «дом скорби». А так…

Может, все же сходить к родному дому, раз все равно рядом, пусть даже без встреч и объятий с родственниками. И «по коням», как любил говорить в дело и не в дело подвыпивший любимый дед.

Едва успела сделать десяток шагов к выходу из парка, нарисовался титулярный советник собственной персоной. Такой весь из себя элегантный…

— Татьяна Юрьевна, как вовремя! Велено незамедлительно доставить вас обратно. Майя Васильевна ждет с нетерпением, гости из Москвы прибыли, видно, успели соскучиться, но все же, надо полагать, по долгу службы. Настроение у них нерадостное, мне кажется. Машина рядом, идемте.

Идем так идем. Кто ж там приехал, Вадим, Сергей, или оба сразу?

Уже подходя к автомобилю, прижавшемуся бортом к зеленой изгороди в переулке, я краем глаза увидела справа нечто вроде колеблемого ветерком призрака. И он порывистыми движениями скрещивал перед собой руки: «Нет, нет, нет!»

Опять Гериев. Надо думать, из последних, здесь ему доступных сил пытался ее от чего-то предостеречь.

Думай быстро, гидесса, профессия научила — быть ведущей всегда и со всеми. Посмотрите направо, посмотрите налево! И чтоб никто не потерялся, и под машину не попал, и жалоб не писали…

Села на заднее сиденье, как положено хозяйке, титулярный — за руль.

— Виталий, вас не затруднит сделать небольшой круг? Проедем мимо моего дома. Не успела зайти, так хоть снаружи посмотрю.

Он странным образом замялся или напрягся. Если бы не тень Гериева, я бы этого ни за что не заметила. А теперь следила за каждым его жестом.

— Хорошо, показывайте, как ехать. Только, повторяю, нам нужно торопиться…

— Успеем. И не вам мне указывать. Не забывайтесь!

Хорошо сказала, к месту. Он ведь кто — титулярный! А я полковница и много более того…

Мои мысли неслись стремительно, никак не оформляясь в нечто конкретное. Кто теперь этот Виталий? Враг? Подставка? Двойник? Ведь еще вчера он был совсем другим. Предупредительным и услужливым с Майей, а меня воспринимал только фоном. Сейчас — командует, будто главнее Сергея и Ляхова. Только этого достаточно, чтобы догадаться, что дело нечисто.

Ну и что? Стрелять ему в затылок? Майкин пистолет вот он, чувствуется сквозь кожу сумочки. Или — распахнуть дверь и выпрыгнуть в подходящем месте, пока он не заметил моих сомнений? Думай, Таня, думай!

— Виталик, — так фамильярно я назвала его, с улыбочкой, он ведь мне никто, Майе, может быть, охранник, а мне — никто. — А ты здесь бывал когда-нибудь?

— Не приходилось, — затвердев лицом, ответил он, не повернувшись, но в зеркале я увидела его эмоциональный отклик. Мимо пролетела моя улыбка, жаль, что не пуля.

— Тогда сворачивай налево. Мимо «Эоловой арфы», и еще раз налево. Чудное там место, достопримечательность, Лермонтовым отмеченная. Главная в нашем городе. Будешь потом вспоминать, что побывал в Пятигорске, а я тебе пока расскажу и о ней, и по ходу о других заслуживающих местах…

Вспоминая былые профессиональные навыки, так и молола, что приходило в голову, лихорадочно перебирая варианты своего спасения. А заодно и спасения России! Ведь вбил же мне в голову на грани подсознания эту мысль Гериев. Или — кто-нибудь другой?

Он же подсказал: «Продолжай так же!»

А как? Болтать по поводу красот родного города человеку, который вознамерился тебя убить? Похитить? Что еще можно со мной сделать?