Хлопоты ходжи Насреддина

— Да, но… нужно было поставить меня в известность! — Пулат не собирался сдаваться.

— Прости, но мы не хотели тебя будить.

— И поэтому вы подняли шум на все селение, обрушив дом?

— Но ведь это ты напугал нашего мастера, и он, вырываясь из твоих объятий, вскочил на крышу. К тому же смотри, как славно вышло: дома уже нет, а стена, что продолжает твой забор, стоит целехонька. И все произошло очень быстро. Осталось разобрать завал на месте фундамента, и можно приступать к постройке. Кстати, — ходжа поманил пальцем онемевшего богатея, и тот невольно выставил правое ухо, — в счет нанесенного тебе беспокойства мастер согласен работать бесплатно. Так ты сэкономишь уйму денег.

— Хм-м, — призадумался Пулат, уставившись на него. — Это справедливо, — наконец, после долгих раздумий, произнес он. — Да будет так! — поставил он жирный восклицательный знак, рубанув рукой, и, развернувшись, полез через дыру обратно к себе.

Насреддин, проводив его тучную фигуру, возящуюся в довольно узкой для него дыре, взглядом, обернулся к вору.

— Ну, гнусный ты человек, выбирай, кто ты: вор, заслуживающий кары, или каменщик? Только наперед взгляни, сколько собралось народу вокруг, — ходжа повел рукой вдоль забора, отделяющего двор Икрама от улицы. И вправду, из-за забора во двор заглядывало множество людей, высоко державших факелы. — Судить тебя будут они, а не продажный судья.

Вор затравленно скользнул взглядом по кромке забора, откуда на него взирала добрая сотня глаз, и поднял голову, глянув снизу вверх, исподлобья на ходжу.

— Каменщик, я каменщик! — затараторил он. — Неужели ты не признал меня сразу?

— Каменщика я признаю только по работе. Так что еще поглядим, каков ты в деле. Но не вздумай сбежать! Я все равно найду тебя и потребую плату за причиненный моему другу ущерб.

И это прозвучало с такой грозной уверенностью, что вор сразу уверовал в сказанное стариком.

— Но кто ты? — воздел он ладони, поднимаясь с земли и вставая на колени. — Назови мне свое имя.

— Так и быть, — согласился ходжа кивнув, — тебе я открою великую тайну: мое имя Насреддин.

— Кто?! — в ужасе отшатнулся от него вор и уперся спиной в колени стоявшего позади него Икрама.

— Не понимаю, что тебя так напугало, — пожал плечами ходжа. — Да, я Насреддин. Но честному каменщику бояться меня вовсе не стоит.

— О великий ходжа!.. — начал было вор.

— Знаешь, давай обойдемся без этого, — остановил его Насреддин. — Уже глубокая ночь, а мы с тобой перебудили множество народу, которому уже сегодня рано утром вставать на работу. Нужно их успокоить, отослать по домам, а ты ложись спать. Завтра у тебя тоже будет много работы.

Вор медленно поднялся с колен и опасливо покосился на Икрама.

— Не вздумай сбежать! — грозно предупредил тот. — Я-то точно знаю и тебя, и где обитает твоя гнусная шайка.

Вор вздохнул, повесив плечи, но тут же приободрился и крикнул вслед ходже, направлявшемуся к забору:

— Да, меня зовут Саид!

— Я уже догадался, — насмешливо бросил через плечо ходжа. — У таких нечестивцев, как ты, есть только один друг — он сам.

Глава 6 Всеведущий мулла

Икрам полночи не сомкнул глаз, карауля вора, дремавшего между ним и Ходжой — вдруг только прикидывается спящим, выжидая удобного момента, чтобы задать деру. Ходжу, напротив, этот вопрос, казалось, нисколько не беспокоил. На этот раз он действительно заснул, повернувшись на правый бок. Но до утра Икрам не дотерпел. В какой-то неуловимый миг его веки сомкнулись, и он забылся глубоким сном. А утром его растолкал Саид.

— Эй, Икрам, просыпайся! — позвал тот, тряся дехканина за плечо. — Солнце давно встало, а он дрыхнет.

— Что? Где? — вскочил дехканин с постели, выпучив глаза. — А-а, это ты, — разочарованно протянул он, широко зевая. — Дай поспать.

— Ну уж нет! Столько работы, а он будет спать. Каменщику нужен помощник.

— Да сейчас, сейчас, — проворчал Икрам, спуская ноги с топчана. — Навязался же на мою голову!

Ходжа тоже проснулся, слез с топчана и долго плескался у широкой глиняной плошки с дождевой водой, сгоняя сонливость. Потом все трое позавтракали остатками кислого молока и лепешками, рассевшись кружком на топчане.

— А скажи мне, Саид, — спросил Насреддин, отряхивая приставшие к бороде хлебные крошки, — почему ты избрал такое гнусное ремесло?

— Мой дед был вором, — важно произнес Саид, подцепляя чувот куском лепешки, — мой отец был вором. Кем же, по-вашему, мог стать я?

— Ты говоришь это с такой гордостью, будто твои предки были святыми мучениками, — покачал головой ходжа.

— Но что мне оставалось делать, если меня так воспитывали?

— Думать своей головой, — тяжко вздохнул Насреддин. Тяжело перевоспитать человека, если тот не видит за собой никакой вины.

— Э-э, почтенный ходжа, разве у меня было время думать? Мне нужно было учиться воровать, чтобы не получить очередной нагоняй. А думать там и без меня было кому.

— А если ты когда-нибудь останешься без рук или, того хуже, без головы?

— Аллах милостив! — отмахнулся Саид.

— Ты ошибаешься. Просто он еще не обратил на тебя свой взор, решив сначала послать тебе меня.

Саид замер, не донеся лепешки до рта.