— Ты вернешь все! — неистово размахивал руками богато одетый. — Или ты думаешь, мой хозяин должен за просто так кормить вас, оборванцев?
— Но я расплатился с ним за те полмешка зерна еще весной! — не соглашался с ним дехканин. — Я батрачил на него два месяца, забросил свое поле…
— Э-э, а кому сейчас легко? — со всем возможным презрением фыркнул молодой. — Думаешь, Зариф-ако легко? Давай вам всем в долг, зная, что не вернешь. А вы, пользуясь его добротой, отказываетесь возвращать долги.
— Да ты что! — челюсть у дехканина отвалилась. — Это твой-то хозяин добрый? Да такого живоглота еще свет не видывал! Дерет три шкуры, заставляет батрачить на себя. Ты глянь на его поле и на мое. По-твоему, я должен бросить свой урожай и идти убирать его? Так, что ли?
Дехканин взмахнул остро отточенным серпом, и слуга богатея попятился.
— Но-но! — погрозил он дехканину пальцем. — Говори да не заговаривайся! Живо встретишься с нашим досточтимым кази, и тогда тебе вовсе не видать твоего урожая. У меня здесь все записано! — слуга развернул бумагу и ткнул ей в лицо дехканину. — Вот, гляди сам: отработал половину долга. Обязуюсь отработать остальное по осени. Вот печать. И твой палец приложен. Твой?
Дехканин замялся, вглядываясь в бумагу.
Ходжа Насреддин хорошо его понимал. Кто же вспомнит, его ли это палец или не его спустя полгода, да и читать он, конечно, не умеет. Мало ли что этот обирала бай мог подсунуть ему на «подпись».
— Ты с ним не спорь, — посоветовал ходжа, уловив момент, когда дехканин открыл было рот, собираясь что-то ответить. Он приблизился к спорщикам и встал рядом с дехканином.
Дехканин повернул голову к ходже и сурово свел брови — откуда только этот старик свалился на его бедную голову. Мало ему было слуги бая Зарифа, так еще и этого принесла нелегкая.
— Правильно, — сказал ходжа улыбаясь. — Если есть бумага и отпечаток пальца, то спорить бесполезно. И еще такая важная красивая печать.
— Вай, какой умный старик! — обрадовался слуга жадного Зарифа. — Слушай, что тебе говорит этот мудрый аксакал.
— Но досточтимый слуга ведь не против, если мы ознакомимся с содержимым этой бумаги? Вдруг в документ вкралась какая-нибудь ошибка или это вовсе не тот документ, — и Насреддин проворно выхватил из пальцев слуги бумагу.
Тот настолько растерялся от случившегося с ним, что остался стоять с вытянутой рукой и разинутым ртом, но быстро опомнился и ринулся в бой.
— Эй, грязный оборванец, немедленно верни мне бумагу! Как ты смеешь прикасаться к ней? Это же важный документ! — но дехканин внезапно преградил слуге путь.
— Пусть он прочтет!
— Это нельзя читать! — не на шутку разволновался слуга, и бледность начала разливаться по его холеному лицу. — Это очень важная бумага. Никто не смеет читать бумаги Зариф-ако!
— Разве эта бумага менее важна для другой стороны вашего спора, что она не может ознакомиться с ней? — удивленно взглянул на него ходжа, поднося бумагу к глазам.
— Нет… то есть, да. Я… — окончательно растерялся слуга богача, но тут же взял себя в руки. — Верни сейчас же бумагу, иначе я пожалуюсь Зариф-ако, и он с тобой такое сотворит, уй-юй!
Он опять бросился к ходже Насреддину, протягивая к бумаге руки, но дехканин удержал его.
— Ай-яй, — не слушая слугу, задумчиво произнес ходжа Насреддин, сворачивая документ в трубочку. — Либо в этот документ вкралась ошибка, либо в твою голову, о недостойный слуга достойного господина.
— Верни бумагу, — захныкал слуга, повисая на руках дехканина. Ноги его, казалось, вот-вот подогнуться, и он рухнет на колени. — Заклинаю тебя!
— Знаешь, ведь в ней ничего не сказано о мешке зерна, половине долга этого несчастного и прочем подобном, но зато здесь сказано много чего крайне любопытного о других людях.
— О Аллах, верни ее мне! — выкрикнул слуга, рванувшись от бессилия в сильных руках дехканина. — Заклинаю тебя нашим пророком! Ну, хочешь денег, а? Хочешь? Я дам тебе много, много денег. Только верни ее мне.
— Денег? — Ходжа задумчиво уставился в ясное небо, вертя бумагу в пальцах. — Даже много денег? — затем он повернулся к дехканину. — Тебе случаем не нужны деньги?
— Зачем они мне? — пожал плечами тот. — Лучше пусть зачтет мой долг, которого нет.
— Ты слышал, что сказал этот почтенный дехканин? — обернулся ходжа к слуге.
— Да-да, я слышал. Зариф-ако прощает ему долг, — затараторил слуга.
— Не-ет, так не пойдет, — поводил ходжа свитком перед носом слуги. Тот сделал попытку ухватить его пальцами, но Насреддин оказался быстрее. Отдернув руку, он упрятал свиток за пазуху. — Ой, хитрец, — погрозил он слуге пальцем. — Пиши!
— Да-да, уважаемый, я все напишу. Все, что пожелаете, только верните бумагу, — забормотал слуга, выхватывая из сумы, висящей у него на левом боку лист бумаги, перо и чернильницу.
— Ну, там видно будет. Готовь документ!
— Сейчас, сейчас, — заторопился слуга, что-то быстро черкая дрожащей рукой на листе бумаги. Ходжа Насреддин с дехканином ждали. Ходжа выглядел совершенно спокойным, в то время как дехканин проявлял явное волнение. По его растерянному виду было хорошо заметно, что он ничего не понимает.