Хлопоты в Польенсе

— Ни малейших. Дело проще простого. Убийца все равно что взят с поличным.

— Надо ли это понимать так, что мистер Леверсон сознался?

— Уже лучше бы он вообще помалкивал! Твердит одно и то же: дядю не видел, сразу поднялся к себе в спальню. Кто ему поверит?

— Похоже, он отрицает очевидность, — согласился Пуаро. Какое впечатление производит на вас этот молодой человек?

— Простофиля.

— Слабохарактерен?

Инспектор кивнул.

— Почти не верится, что у такого неженки, как он, могло хватить решимости на убийство, — проговорил Пуаро.

— Увы, могу подтвердить, что с похожими случаями мне приходилось сталкиваться и прежде. Возьмите самого бесхребетного субъекта, доведите его до крайности, подогрейте стаканчиком виски — смею заверить, что на короткое время он превратится в отменного храбреца. Слабый человек, когда он считает, что попал в капкан, опаснее любого забияки в буяна!

— В этом я с вами вполне согласен. Миллер начинал немного оттаивать.

— Впрочем, для вас, месье Пуаро, любая ситуация беспроигрышна: свой гонорар вы получите при любом исходе. Хотя, естественно, постараетесь сделать максимум, чтобы удовлетворить свою нанимательницу леди Аствелл.

— Смотрите-ка, как вы тонко во все вникли, — любезно отозвался Пуаро и самым дружеским образом распрощался с инспектором Миллером.

Следующий визит он нанес адвокату, занимавшемуся делом Чарльза Леверсона. Мистер Мэйхью оказался худощавым человеком, осторожным и сухим в обращении. Он принял Пуаро весьма сдержанно. Но маленький бельгиец обладал особым даром вызвать собеседника на, откровенность. Спустя четверть часа он вполне расположил к себе мистера Мэйхью, и они дружески разговорились.

— Вы понимаете, — убеждал Пуаро, — что я действую исключительно в интересах Чарльза Леверсона. Такова воля леди Аствелл: она убеждена, что он невиновен.

— Кто поручится, что завтра ее убежденность диаметрально не изменится на противоположное мнение? — хладнокровно отозвался адвокат. — Согласен, что интуиция еще не доказательство и положение молодого человека, особенно на первый взгляд, почти безнадежно. Достойно сожаления все то, что он наговорил в полиции. Глупо цепляться за свою смехотворную версию.

— Он и в беседе с вами за нее цеплялся?

— Представьте. Не меняя ни одного слова, словно попугай!

— Именно это подорвало ваше доверие к нему? Не отрицайте. В глубине души вы также считаете его виновным.

Но выслушайте меня, — продолжал настойчиво Пуаро. — Версия, которую я изложу, возможно, окажется тоже приемлемой. Итак, молодой человек возвращается в дом дяди. Он проглотил не один коктейль, да еще подбавил основательно виски с содовой.

Его обуревает ложная храбрость, подогретая алкоголем. В таком состоянии он заявляется в «Мой отдых» и, спотыкаясь, поднимается по лестнице, ведущей в башню. Отворяет дверь и видит своего дядюшку в неярком свете настольной лампы. Тот сидит низко наклонившись над письменным столом. Мистер Леверсон, как мы знаем, возбужден выпивкой, жаждет излить накопившиеся обиды и говорит без остановки, раздражаясь все более и более. Молчание дяди распаляет его до крайности!

Голос его звучит все громче. Непривычная кротость сэра Рьюбена вселяет в него, однако, смутное беспокойство. Он приближается к сидящему и трогает его за плечо. От этого легкого прикосновения сэр Рьюбен неожиданно падает, а кресло с грохотом опрокидывается. Наш молодой друг мгновенно трезвеет. Наклонившись над телом, он понимает, что произошло, и с испугом смотрит на свою руку, обагренную теплой красной влагой. Чего бы он не отдал, чтобы минуту назад удержать свой пронзительный крик! Чудится, что эхо его потрясло весь дом. Почти не сознавая, что делает, он машинально поднимает опрокинутое кресло, затем отступает к двери и, как ему кажется, слышит в доме какой-то шум. Это повергает его в панику, и он устраивает несложную инсценировку: разговаривает с сэром Рьюбеном через открытую дверь. Шум не повторяется. Леверсон убеждает себя, что его и не было. Поднявшись к себе в спальню, он решает, что самое безопасное стоять на одном: дядюшку он не видел и к нему в башню не поднимался. Это он и твердит полицейским.

Вспомните, Парсонс еще не делал тогда своего признания. А затем для Леверсона отступать было уже невозможно, он не мог изменить показания. Он глуп, упрям и будет держаться за свое. Скажите мне, месье Мэйхью, так ли уж это неправдоподобно с вашей точки зрения?

— Нет, почему же? — осторожно отозвался адвокат. — То, как вы представляете вещи, могло иметь место в реальности.

Пуаро поднялся.

— Вы имеете возможность видеть мистера Леверсона, — сказал он. — Изложите ему все то, что я вам рассказал, и спросите напрямик, не так ли именно и было дело.

Покинув контору адвоката, Пуаро подозвал такси.

— Харли-стрит, 48, — велел он шоферу.

Леди Аствелл была крайне изумлена поспешным отъездом Пуаро в Лондон: маленький бельгиец не предупредил ее об этом ни словом. Он возвратился после суточного отсутствия, и Парсонс тотчас передал ему настоятельное желание хозяйки дома незамедлительно повидаться с ним.