- Тащи все сюда. А ты куда? Иди сюда, че, раз учишься, так уже и загордилась, с отцом родным пообщаться не хочешь? – с угрозой в голосе проговорил мужчина, смерив Кэрол изучающим взглядом. – Патлы по спине развесила, платье напялила, губы в помаде – позор! Еще и с этим сосунком шляешься! Да у него таких как ты шалав – полгорода! Чего губы дуешь, дура?
- У нас все серьезно, - сама не веря в то, что она решилась сказать это отцу, пробормотала Кэрол, впиваясь ногтями в мокрые ладошки. – Маркус говорил, что когда закончит учебу, женится на мне.
- Мать! Мать, ты где? Иди сюда, полюбуйся, какую ты идиотку родила! – расхохотался отец, хватая девушку за руку и подтаскивая к зеркалу. – Смотри давай! На чем тут жениться, дура? Ни кожи, ни рожи, плоская, как доска, неуклюжая, глаза только таращить тупо умеешь! И ты будешь говорить, что адвокатский сынок на тебе жениться собрался? На тебе?!
- Дочь, ты бы ему не верила… Отец правду говорит, ну что он мог найти в такой, как ты. Он мальчик красивый, образованный, из семьи не чета нашей, манеры и все такое. Они тебя не примут. Он просто попользуется твоей доверчивостью, а потом тебя вообще никто из города замуж не возьмет. Сама знаешь, какие у нас люди злые, - забормотала мать, с тревогой глядя на дочку.
Кэрол, не в силах сдержать слез обиды и боли в сжатом до очередного синяка запястье, не отрывала взгляда от зеркала: волосы растрепались, прилипая к лицу, нос покраснел, слезящиеся глаза размыли дешевую тушь на ресницах, помада на губах расплылась. Теперь она действительно была той дурнушкой, которую всегда жалела мать, приходя пожелать спокойной ночи. «Бедная моя девочка, кому же ты нужна будешь, ни красоты тебе бог не дал, ни талантов каких-нибудь… ну хоть готовишь хорошо и по дому справляешься…» А ведь утром сегодня она себе почти что красавицей казалась в новом, подаренном матерью на сэкономленные и утаенные от отца деньги, платье. Хорошо, что он не замечает, новая одежда на дочери или нет, не запоминая ее гардероба.
- Ага, нормальных девушек портить ему никто не позволит, вот он и нашел такую дуру, как ты. Хоть бы семью не позорила. Принесешь в подоле – чтобы я даже не видел тебя на пороге своего дома! Поняла, дрянь?! – брызгая слюной, продолжал разнос мужчина, который, говоря о чем-то даже не свершившемся еще, каждый раз сам начинал искренне верить в свои слова. – Губы она накрасила и патлы распустила! Весь город потешается над такой дурой, а заодно и над нами! Иди сюда! А ты ножницы дай! Че вылупилась? Ножницы давай, говорю!
Попытавшись вырваться из хватки отца, Кэрол, которая уже поняла, что сегодняшний вечер ничем хорошим не закончится, и парой пощечин или затрещин, как в лучшие дни, не ограничится, разрыдалась.
- Папа, пусти меня! Папа, я не буду больше! – тщетно пыталась она разжалобить отца, с ужасом глядя на робко подаваемые матерью ножницы.
- Конечно, не будешь, дочь, я не позволю, - размеренно говорил покрасневший от усилий мужчина, не отпуская вырывающуюся дочь и хватая ножницы из рук перепуганной жены. – Завтра же уедешь к тетке на все лето. Поживешь на ферме, среди коров и свиней, тебе полезно будет.
Отпустив руку Кэрол, он тут же перехватил ее за длинные, почти до пояса, волосы, и поднес к ним ножницы. Девушка рванулась до искр в глазах и услышала звук разрезаемой ткани – мужчина решил начать с ее нового, единственного нарядного, такого яркого и так ей идущего платья. Всхлипнув, она осела на пол, не обращая внимания на боль, и только отшатнулась, когда довольно ухмыляющийся отец сунул ей в лицо охапку ее собственных каштановых волос.
- Вот так-то лучше. Мать, проследи, чтобы собирала оставшиеся патлы, нечего красоваться… да и нечем! И собери ее до завтра, я билет утром куплю, - распорядился мужчина, устало плюхаясь на диван и хватая газету. – Где там мой ужин, кстати?
- Ну вот видишь, что ты наделала – тихо вздыхала изможденная женщина, помогая дочери подняться и провожая ее в комнату. – Расстроила отца. Теперь уехать придется, а мне все лето тут одной справляйся…
Но Кэрол, не слушая причитаний матери, закрылась в своей комнате и безучастно подошла к висящему на стене зеркалу. Платье было разрезано в нескольких местах и годилось теперь разве что на тряпку. Слишком дорогую для нее тряпку. Криво обрезанные по плечи волосы висели сосульками, а в глазах застыло отвращение. К своему отцу, который только и знал, что пить и бить мать. К матери, которая лебезила перед этим отвратительным человеком, забывая о дочери. К самой себе, которая никогда не знала другой жизни и уже не верила, что узнает. Они правы. Маркус не для нее. Красивая жизнь бывает только в книжках.
***
Кэрол вздрогнула от легкого прикосновения к руке. Обернувшись, она увидела смущенного Луиса и присела перед ним, беря за руки.
- Что случилось? Все в порядке?
Мальчик молча помотал головой и нерешительно протянул руку, вытирая слезу с щеки женщины, которая только сейчас заметила, что она плакала. Заглядывая в глаза Кэрол, ребенок серьезно на нее смотрел, не двигаясь с места.