Хмель свободы

– Паняй до деда Хандуся, рыбаки помогут переправиться до Никольского. А там – бережочком. И шоб в полночь був коло самого моста.

– Понял, – кивнул Щусь.

– А я с нашего берега зайду, од Мокрой..

– Задача напугать, чи…

– Кто испугается – останется живой. Остальных – в роспыл. То ж офицерье.

– Так патронив же жменька, Нестор.

– Если б патронов было вдосталь, я б кого другого послал.

И ушел отряд по широкому заснеженному шляху…

К вечеру на каком-то развилке Щусь со своими черногвардейцами свернул влево. Скрылись в камышах кони. Исчезли хлопцы, поднимая в прощальном приветствии шашки. Некоторое время еще доносился шелест травы, но вскоре и он стих…

И уже только отряд Махно двигался по левому берегу к Кичкасской переправе. Тачанки, брички, сани, а больше – всадники. Вооружились так, словно у каждого по десять рук.

К черногвардейцам и селянам-ополченцам присоединились и солдаты бывшего Московского полка – пулеметчики Корнеев и Грузнов, здесь же был и Халабудов. В их повозке у ног покачивался «Максим», тряслась заправленная матерчатая лента, один конец которой висел на шее Грузнова как шарф. У этих «москалей»-добровольцев патронов было не то чтобы вдоволь, но для небольшого боя хватит.

Рядом с Нестором в санях сидел брат Савва, во фронтовой папахе с черной лентой – знаком анархистов, в солдатской шинели, с винтовкой на коленях.

– Ты, Савочка, сьодни командуй. Все ж войну прошел, може, сумееш с офицерьем потолковать.

– Якый з мене командир, Нестор?

– Сумееш, Савочка! Сумееш. Та й я ж при тебе буду. В случай чого – подмогну. Постараться бы без крови обойтись. Если у них вооруженный отряд – не осилим.

Проезжали через Новокичкас. Время было рождественское, святочное. Закатившееся солнце еще подсвечивало небо, и купола церкви сияли малиновым цветом. У паперти собрались принарядившиеся сельчане. Праздничный перезвон наполнял воздух. Почти все махновцы, за исключением черногвардейцев, проезжая мимо церкви, крестились на купола. Украдкой крестился и едущий на низкорослой лошадке рядом с санями Нестора Иван Лепетченко.

Повсюду гомон, веселье, песни. Ходила гурьбой молодежь. Детвора пела колядки, щедривки, над головами держали бумажные звезды с горящими внутри сальными свечками. В руках – мешки для подарков.

«У нашого хозяина золоти горы, золоти горы та высоки дубы…» – доносился из переулка высокий девичий голос. И ему отвечал нестройный хор с другого конца села: «…Щедрый вечер, добрый вечер, добрым людям на здоровье…»

Савва вытер молодецкий ус, поглядел по сторонам:

– Богате село… Надо б тут заночувать!

– На перины потянуло? – нахмурился Нестор.

– Празднык же якый! Рождество! А мы як ти нехрысти!

Нестор зыркнул на брата холодным колючим взглядом.

– Це я так, до примеру, – примирительно вздохнул Савва. – Вспомныв, як в Рождество батько наш Иван Матвеевыч з мамкою в церкву на Всенощну ходылы. Ты ще малый був, не помныш. Чи тебе ще й не було. Н-да! А мы, пацанва, колядувать ходылы. Вирыш – ни, конфетамы, ковбасой прямо объидалысь. Ще й додому приносылы.

Нестор молчал.

Проезжающих «запорожцев» обступили гуляющие. Кто-то узнал в санях Махно.

– Нестор Ивановыч! З святом вас! Здоровьичка доброго.

– До нас! До нас! Погуляймо трошкы!

Махно, хоть и был польщен вниманием, сделал строгое лицо.

– Лашкевич! – крикнул он, обернувшись к следующей за ним тачанке. – Кинь колядникам чого-небудь… Ковбаски, грошей…

Круги колбасы и медяки полетели в снег. Детвора со смехом стала подбирать дары, образовала кучу-малу. Весело отнимали друг у дружки колбасу, рвали на куски, вгрызались в нее зубами…

Постепенно вереница повозок, саней и всадников проехала село. От огоньков, от света рождественских звезд – в ночь.

– Эх! Кончается девятьсот семнадцатый, – мечтательно произнес Савва. – Добрый был год. Все сбулось, о чем думки булы. И вся семья вмести, и ты на свободи, и хлопци дружни… Жизня наступае – лучшее и буть не може. Ни панов, ни подати, ни рекрутства…

Ничего не ответил Нестор брату. Он уже слышал эти восторги. Как бы не сглазить!

На рассвете гуляйпольцы заняли позиции на холмах. На ближней к мосту высотке обосновался пулеметный расчет из нескольких человек.

Схваченный ледовыми рукавицами Днепр здесь, где кончались скалистые, гладко вылизанные ветром и водой пороги, бешено клокотал. Черные струи то выныривали из-под белых перемычек, то снова уплывали куда-то в пугающую глубь.

Грохот воды перекрывал все звуки. Пар стоял над рекой.

Нестор с Саввой неторопливо дошли до середины моста, склонились над бушующей водой. Страшно было глядеть вниз. Деревянные перила и настил дрожали от напора.

Нестор перешел на правый берег, увидел неподалеку бугорочек, заметил на нем какое-то легкое шевеление.

– Федос, ты на месте?

– С ночи сидим здесь, як ты велел! – отозвался Щусь.

– Посмотри, не видать там офицерья?

– Вроде йдуть! – донесся издали голос Щуся.

– Сколько?

– Чоловик двадцать, може, трошки больше… и дальше ще якие-то темнеють!

– Ну и затихни!

Нестор вернулся на левый берег, где его ждали Савва и еще несколько черногвардейцев. Перекрывая шум воды, крикнул:

– Идуть!