Хмельницкий.

Карло помчался на Чигиринскую дорогу, выполняя, возможно, последнее желание Богдана.

Именно за этой дорогой и следил Хмельницкий, бродя по пожарищу и прислушиваясь к биению собственного сердца да к топоту конских копыт на дороге. Богдану подали коня. Он вскочил в седло, не расспрашивая, чей это конь, молча выехал на Чигиринскую дорогу. Навстречу показались всадники. Кони их храпели от бешеной скачки.

— Эй, кто на конях? — крикнул он, как было условлено.

— И в седлах! — откликнулся Карпо.

Придержали разгоряченных коней. Одновременно с Карпом соскочил со своего коня и Станислав Кричевсккй. Это за ним ездил Карпо в Чигирин.

— Полковника чигиринского или друга-побратима вижу я! — воскликнул Хмельницкий.

— И полковник и друг, мой Богдан! — отозвался Кричевский. — Друзья встречаются по велению сердца, а полковники, может, и по воле злой судьбы. Да к черту подобные разговоры в такую суматошную ночь! У нас нет на это времени.

— Даже ад не лишит нас времени, дорогой кум!

Положили руки друг другу на плечи, обнялись, как настоящие, искренние друзья.

— Какая злая доля разъединила нас, Богдан, и забросила на противоположные берега жизни! Приходится украдкой встречаться на этом пожарище, у могилы покойницы скрывать свои чувства.

— Не хотелось бы мне, мой друг Стась, слышать это! Доля или обездоленье одного из нас, как у близнецов, ранит обоих. Единственное утешение для меня, что мне не нужно рассказывать тебе, все уже сказано моими злейшими врагами. Хочу только обнять тебя на прощанье. А расстаемся мы с тобой, по всему видно, надолго, — может, и навсегда…

— Не говори так, Богдан. То, что расстанемся надолго, может, и к лучшему. Ибо я верю, что время смоет всю эту гадость. Отправляйся же в путь поскорее, потому что я уже получил приказ выступить с полком в погоню за тобой.

— Так ты выступаешь? — спросил его Богдан.

— Да, Богдан, обязан выступить! Но не раньше рассвета, да и то без полковника Пешты. Поэтому хорошенько подумай, дружище, — пожалуй, будет лучше, если ты уйдешь немедленно отсюда. О том, что я уже изменил им, тебе известно. Но изменить побратимству ой как тяжело! А что тут придумаешь умнее, если таким, как я есть, пригожусь еще тебе, да и совесть моя будет чиста.

Богдан уже не сдерживал своих чувств.

— Нет, драться с тобой, Стась, не буду, — пускай рука у меня отсохнет. Даже если тебе придется напасть на меня, разве что своих хлопцев пошлю. И тогда велю тебя не трогать. Да, мне лучше уйти.

— Уходи, друг, покуда не поздно, потому что могут настичь. А ведь от полковника Пешты на такой кляче тебе не убежать, это ясно.

Оба умолкли, еще раз обнялись, прощаясь.

— Если хочешь смерти Пеште, пошли его вдогонку за мной… Братское тебе спасибо, Стась, за эти радостные минуты нашей встречи. Я все-таки заеду к детям, покуда твой Пешта соберется в погоню за мной.

Хмельницкий направился к Карпу, державшему его коня.

— Погоди, Богдан, — остановил его Кричевский. — Садись на моего коня, и тебя на нем не только Пешта, но и сам нечистый не догонит. Так велит мне чувство дружбы. На этой кляче ты далеко не уйдешь. Оставь ее мне. Скажу, что напали казаки Хмельницкого, и если бы не доброта пана Карпа Полторалиха, может быть, и живым не остался бы… А тебе по-братски советую: немедленно уходи отсюда! С детьми еще свидишься. Карпо присмотрит за ними.

Богдан вскочил на Стасевого коня. Конь зафыркал, присел на задние ноги, словно брал разгон. А в следующее мгновение заплясал на месте, будто примеривался, с какой ноги пускаться вскачь.

— Убегаю, чтобы крепла наша дружба. Лучше бы нам не встречаться в бою! — крикнул Богдан, поворачивая коня в лес. Он не услышал, как Карпо провожал его друга и ратного соперника.

26

Коронный гетман вынужден был отложить поездку в Краков на традиционные рождественские праздники. Не до праздников было ему. Голова раскалывалась от дум, душу терзали сомнения, зароненные словами Скшетуского. Может быть, болезнь пристала к сгорающему от злости коронному гетману. С Поднепровья присылали гонца за гонцом. Тревожно начался новый год. А тут еще два черкасских полковника прислали ему изменника. Это был жолнер Лукаш Матулинский. Жолнер уверял, что он убежал от предателей казаков из Чигирина. Полковник Барабаш, кажется, верит раскаявшемуся жолнеру, а Илляш Караимович теперь не доверяет ни одному воину, который побывал у Хмельницкого.

Так доложил Потоцкому нарочный, доставивший Матулинского. Гетман пожалел, что именно сейчас нет рядом с ним полковника Скшетуского. Он бы занялся этим нудным делом.

— Если жолнер королевского войска изменяет присяге, он заслуживает смертной казни. Известно об этом пану жолнеру? — спросил коронный гетман, пристально глядя в глаза Матулинского.

— Известно, что это самое справедливое наказание изменнику, ваша милость пан коронный гетман, — спокойно ответил Матулинский. — Но я ведь не изменял, когда по приказу вашей милости сопровождал полковника Хмельницкого…

— По моему приказу? — удивился гетман.