Хмельницкий.

— Я, как король, помню об этом. Но никакой измены со стороны Хмельницкого не было, пан Потоцкий. Об этом известно не только мне. Полковник Пшиемский слишком поспешил обвинить в измене наказного атамана наших войск, воевавших во Франции. Шла речь о принятии государственных мер безопасности в случае нападения на страну мусульман. Об этом нам пишет в своем письме кардинал Мазарини! Его предложения — дружественные и вполне разумные. Это и обсуждали граф Конде и наш наказной атаман во Франции.

— Но… — Потоцкий взглянул на Осолинского, словно ища у него поддержки. — Он уже сбежал на Запорожье! Совершил побег из заключения, как настоящий изменник.

— Откуда совершил побег, пан коронный гетман? Ведь король не давал своего согласия на арест наказного атамана. Пан коронный гетман дал мне слово отправить Хмельницкого в полк, как человека, который достойно занимает подобающее ему место в нашем государстве. Не объясните ли вы мне, пан коронный гетман, почему наш наказной атаман, вопреки воле короля, был взят под стражу и передан этому богопротивному литвину Чаплинскому?

— Хмельницкий пытался бежать в Москву. Это снова бы ухудшило наши и без того не совсем блестящие отношения с царем.

— И я, как король, узнаю об этом последним, черт возьми!.. — Владислав сел на поданный ему Радзиевским стул, схватился рукой за грудь, горестно посмотрел на Осолинского.

— Дело, конечно, велось довольно запутанно и недостойно чести Речи Посполитой, — промолвил Осолинский. — Лживые сообщения Пшиемского вызвали не только настороженность у пана коронного гетмана, но и привели к наглым действиям со стороны подстаросты Чаплинского. Было совершено беспардонное нападение на поместье Хмельницкого. Надругались над семьей, детьми полковника Речи Посполитой, как враги.

— Как над детьми врага, изменника, ваше королевское величество, — не уступал Потоцкий.

— Боже мой, где же эта измена, в которой мы так поспешно обвинили Хмельницкого? — вскочил снова со стула Владислав.

— Ее предвидели и хотели предупредить. У меня есть неопровержимые факты, ваше величество! Хмельницкий сейчас направил во все полки реестровых казаков своих единомышленников. Даже жолнер королевских войск вел бунтарские разговоры с черкасскими реестровыми казаками.

— Но ведь Хмельницкий был арестован по вашему приказу, черт возьми, уважаемые панове! Как же он мог посылать людей, будучи в заключении? О чем вы говорите, пан коронный!

— Ему удалось бежать, обведя вокруг пальца даже чигиринского полковника пана Кричевского…

Ежи Осолинский вынужден был прервать коронного гетмана Потоцкого:

— Этим разговорам не видно конца, уважаемые панове! Теперь уже действительно трудно разобраться в том, кто первым бросил камень, чтобы посеять эту рознь. Как канцлер, я взываю к сознанию короля: мы должны немедленно погасить эту рознь, чтобы предотвратить страшный пожар в стране. Хмельницкий, как нам известно, ускакал на Запорожье в сопровождении всего каких-нибудь трех сотен своих сторонников. Уехал, чтобы разыскать своего сына, который вынужден скрываться от преследования этого дурака Чаплинского. Разумеется, и свою жизнь спасал, которой угрожали подстароста и небезызвестный пан Лащ.

— Что предлагает пан канцлер?

Король Владислав, успокоенный рассудительностью Осолинского, снова сел за стол и нетерпеливо ждал окончания этой неожиданной аудиенции. А голову сверлила назойливая мысль: повидаться бы с Хмельницким! Такой удобный повод и для него, короля…

— Предлагаю посольство к Хмельницкому!..

Король удивленно поднял голову. Неужели его сановники уже заранее договорились об этом? Выходит, Потоцкий стремился лишь порисоваться перед ним своей дальновидностью?

— Кого же вы предлагаете послать к нему, паны сенаторы? — спросил Владислав.

— Полковника Краковского гусарского полка пана Станислава Хмелевского, ваше величество. Они с Хмельницким друзья, вместе учились во Львовской иезуитской коллегии. К тому же полковник Хмелевский умный, рассудительный человек.

Владислав слегка кивнул-головой. Сенаторы поняли, что утомительная для короля аудиенция окончена.

— Пана Радзиевского прошу остаться, — через силу промолвил Владислав, сдерживая дрожь в голосе. Глаза его пылали огнем ярости, а может быть, и тревоги. И вдруг голова его поникла, беспомощно упала на протянутые на столе руки.

Почувствовав что-то страшное, как приближение неумолимой смерти, король Владислав смирился и с этим.

Часть четвертая «Не надо смерти бояться!»

1

Еще в детстве Богдан слышал, как мать рассказывала о том, что казаки, собираясь в поход на турок, говорили: «Не надо смерти бояться!» Теперь, оказавшись на днепровском острове, он вспомнил мать и ее слова. Ими он воодушевлял друзей и себя, пробираясь сюда. А как он спешил на эти острова, словно навстречу новой жизни.