Хмельницкий.

Хмельницкий тотчас соскочил с коня. За ним соскочили полковники, только мурза чванливо гарцевал на белом коне. Умолкли джуры, готовые каждую минуту выполнить приказ гетмана.

Богдан давно уже ждал вестей от Карпа. Ведь он, единственный человек, знал, в каком состоянии и с каким намерением Богдан провожал в эту дорогу Гелену…

Молча вошли в мельницу, где гетман устроил себе походный курень. На сбитом из досок длинном столе, стоявшем вдоль стены, горело несколько сальных и восковых свечей. Тут пахло мукой, плесенью и пивом. Среди глиняных кружек и жбанов на столе лежали бумаги и книги, свезенные из окрестных имений и белоцерковского магистрата. Увидев гетмана, казаки и старшины тут же вскочили на ноги. Несколько шляхтичей, сидевших в дальнем углу, окруженные казаками, тоже послушно поднялись по приказанию Выговского, который со свечой в руке разговаривал с ними. Выговский тут же пошел навстречу гетману.

— Так говоришь, казаче, от Карпа? — еще раз переспросил Богдан.

— От него, пан гетман. Как прикажешь, батько, при всех и докладывать?..

— Да нет. Ведь и у батюшки исповедуются наедине.

Хмельницкий окинул взглядом полутемное помещение мельницы. Присутствующие настроились слушать его разговор с посыльным Карпа Полторалиха.

— Нет, казаче… Пан Выговский, кончай с полковниками суд над шляхтичами. Пускай мурза ясырь из пленных шляхтичей, как нашу плату за помощь, по собственному вкусу выбирает себе. А мы с казаком пойдем в соседнюю хату… Полковник Дорошенко пойдет с нами.

И они скрылись в ночной темноте. Вдоль Роси горели факелы, и все вокруг окрашивалось в багряный цвет ада. Всюду спешили и толпились люди, скрипели телеги, стоял приглушенный ночной темнотой шум.

Хмельницкий не прислушивался ко всему этому. Тяжелой походкой он шел вперед, направляясь к первой хате, в которой светился огонек. Тесная хата была набита казаками. Показавшегося в дверях гетмана тотчас узнали и умолкли.

— Чья сотня? — спросил Богдан.

— Ирклеевцев, пан гетман.

— Разрешите, славные казаки ирклеевцы, гетману поговорить с дозорным…

Казаки знали доброту Хмельницкого, когда он не разгневан. И когда их попросили выйти из хаты, казаки, не ожидая повторения просьбы, столпились у двери. Хмельницкий прошел в красный угол, подтянул фитиль в стоявшей на столе плошке. Он несколько раз то садился на скамью, то поднимался, покуда не уселся удобнее, потупил взор, не взглянув на Явтуха.

— Как звать тебя, казаче?

— Явтух, батько гетман. Да не обо мне разговор.

— Разговор, казаче, бывает пустым, если собеседники не познакомятся друг с другом прежде. Так говоришь, Явтух?

— Явтух… Панский управляющий, разгневавшись за что-то на отца, Голодрабенком прозвал его, это прозвище так и осталось за нами.

— Значит, Явтух Голодрабенко? Нашенская фамилия! А что расскажешь нам, казаче, о брате нашем Карпе?

Гетман так странно начал разговор, что Явтух растерялся, не зная, с чего начать. Непонятно, Хмельницкий интересуется ли судьбой Карпа, или прежде всего ему надо сообщить о Брацлавском полке? Явтух сознавал, что у гетмана много хлопот, ему надо докладывать обо всем коротко. Но как, если в голове все смешалось и она трещит от напряжения. А гетман нервничает, плошка в его руках дрожит, и кажется, свет пляшет по хате.

— Уважаемый вельможный пан гетман…

— Начал, как посол на приеме, — улыбнулся Богдан. — А ты, Явтух, говори так, как у себя дома… Видел Карпа Полторалиха?

— Ясно, видел. Да разве только видел его? Мы с ним стали побратимами, саблями поклялись в верности, когда эту кумушку вырывали… Она, гетман, стала вырываться от меня, бросилась к шляхтичу-ротмистру… Карпо велел рассказать вам обо всем, как было.

— Говори, как было, — дрожащим голосом произнес Хмельницкий.

— Это она выкрала у гетмана государственный пергамент и передала его ротмистру. А я у Игноция, гусара ротмистра, отнял его и отдал Карпу. Ну… нам с Карпом пришлось связать Гелену. Его тяжело ранило, но мы все-таки вывезли ее, проклятую, из боя. А гусары гетмана Калиновского, которому Гелена через Игноция посылала грамоту, зарубили мою Орисю. Вот ляхи и напали ночью, как звери. Полковник Нечай — рубиться с ними, а сам был выпивши, потому что кумушка затеяла попойку да файную шляхтянку подсунула, ему… Нет теперича Красного, сожгли ляхи. А что с полком, не скажу. Тучей окружили со всех сторон гусары и жолнеры местечко. Пал в этом бою наш Данило Нечай…

— И Карпо пал, Явтуше? — вздрогнув, спросил Богдан.

— Да нет, такие не умирают, пан гетман! Жив он, хотя и тяжело ранен. Гелена из мести оставила его в Пятигорах. Коня припрягла к своим саням и поехала в Чигирин. Карпо велел передать вам вот эту грамоту и рассказать обо всем, что мне известно.

34

Явтух умолк, озираясь вокруг, словно провинился в чем-то. Гетман, не поднимая головы, зажал в руке грамоту московского царя. Рука его дрожала, плошка чадила. Наконец фитиль выпал из плошки, огонек блеснул и погас. И казалось, что в тесной от темноты хате до сих пор еще звучит голос тревожной вести, привезенной Явтухом.