Хмельницкий.

Перед завтраком Карпо, оставшись один, добрел до Днестра. Его не покидала мысль о восстании на Подольщине. Три тысячи вооруженных людей!.. Говорят, руководил ими Кривонос. Несколько дней шли кровопролитные бои. И все-таки отразили нападение людоловов, отбросили их за Днестр. Этого можно добиться только под водительством опытного и храброго воина. Безусловно, им мог быть только Максим Кривонос! Такого не выдумаешь, хотя и имя его уже почти забыто…

Три тысячи вооруженных людей. Это не какой-нибудь отряд разрозненных волонтеров, которые блуждали с Максимом Кривоносом в Европе. Целых три тысячи!

И никаких следов не найти ни прославленного вожака, ни его воинов. Ни в городе, ни в окрестных селах. Правда, на побережье Днестра остались следы кровавых битв, хотя рука староства похозяйничала и тут. Кто же все-таки эти воины — жители Каменца или крестьяне из окрестных сел и хуторов, раскинувшихся вдоль Днестра? Именно их дети и жены являются тем товаром, за которым охотятся людоловы из Стамбула.

В густом лозняке на берегу Днестра Карпо встретил старого рыбака. Сначала, бродя по зарослям, он натолкнулся на челн, выдолбленный из столетней вербы. Свежий след от реки не обманул казака. Вскоре он обнаружил и рыбака, чинившего сети.

— Тьфу ты, нечистая сила! Ищу тут…

— Кого? — вздрогнув, спросил рыбак.

— Да хотя бы переправу, что ли. Мне бы найти рыбака или, может быть, молдаванина, хочу переправиться на противоположный берег, браток, — сказал Карпо, словно и не заметив испуга рыбака.

— Ах, тут такая морока с этими снастями, не приведи бог. Даже не заметил, как подошел пан казак, а может, и старшина, — жмурясь от солнца, сбивчиво заговорил старик, присматриваясь к пришельцу.

— Смотри, сразу узнал! Да нашему брату не так просто спрятаться. Не всякий посполитый с оружием будет бродить тут.

Эти слова не только заинтересовали, но и насторожили рыбака. Он отложил в сторону снасти, с трудом поднялся, опираясь на коленки. Когда он пригляделся внимательнее к казаку в форме запорожца, в его глазах отразилось удивление и радость. Карпо заметил, что старик неспроста присматривается к нему, он ищет каких-то примет.

— С Днепра?

— С Днепра, браток. А зачем забрел сюда, уже сказал. Видишь, вон за тем крутым берегом мы воевали с турками, а мой старшина в плен к ним попал, — будь они прокляты вместе со своим аллахом или шайтаном! Хотелось бы…

— Может, казаку и самому пришлось вкусить той неволи? Я ее на себе испытал. Спасибо, ваши казаки освободили возле устья Дуная. А теперь на каждом шагу проклинаю я их басурманские души…

— Вижу, наш человек! — Карпо даже улыбнулся, дружески положил руку на плечо рыбака. То ли по привычке, а может быть и вполне сознательно, предусмотрительно огляделся вокруг. — Мой казацкий сотник, с которым мы приехали сюда, — старый и верный побратим Максима Кривоноса, добрый человек. Прослышали мы, что ходил он за Днестр, отбивая нападение турок, вот и приехали из Чигирина…

— Из самого Чигирина?.

— А где же быть лучшим побратимам и друзьям Кривоноса? Теперь вот ищем его, словно ветра в поле. Банитованный же он этими проклятыми шляхтичами. Вот и приходится, наверно, ему скрываться у соседей молдаван на границе. Поэтому я хочу переправиться на тот берег…

Рыбак немного отошел, посмотрел куда-то в сторону. Карпо видел, что старик колеблется.

— Нет, — превозмогая сам себя, сказал рыбак, покачав головой. — Не слыхали мы тут о таком… Да мало ли их тут, банитованных, обездоленных? А чтобы этот… как бишь пан казак назвал того побратима?

Карпо не мог больше сдерживаться и захохотал. Затем подошел ближе к рыбаку и, понизив голос, сказал:

— Отлично, братья, действительно хорошо оберегаете вы свою правду! Ну и должен был бы, добрый человек, смелее сказать мне: нет, мол, не знаю, где он сейчас. Был летом, дал жару нападавшим туркам, он мастак в таких делах. Это Кривонос, братья, Максим Кривонос!.. Ну да ладно. Я хорошо понимаю пана рыбака! Максима Кривоноса действительно надо оберегать от всевидящего карающего ока! Так я прошу передать каменецким воинам, что Богдан Хмельницкий приехал сюда с добрыми намерениями. Всем, может, не следует говорить об этом, а этим воинам надо дать знать…

— Не тот ли это Хмельницкий, что когда-то был конюшим у панов Потоцких? Помнят его у нас.

— Он же, он. Был и конюшим, был и писарем у них… Но был и остался верным побратимом нашего казачества! Будьте здравы, пойду в корчму, хоть кусок какой-нибудь тарани проглочу. Очевидно, мы с паном Хмельницким и заночуем там…

И ушел, не ожидая ответа. Рыбак действительно колебался, окликнуть его или пускай себе идет человек. «Был и писарем у них…» На Приднестровье тоже прошел слух, что шляхтичи прогнали его с писарской должности!

Посмотрел на свои рыбацкие снасти и махнул рукой, словно отогнал от себя всякие сомнения. И пошел следом за разговорчивым чигиринским казаком.

28