Хмельницкий. Книга первая

— Предлагаю выслушать пана поручика Станислава Конецпольского, который расскажет нам о том, как все это происходило. Кто задал такой тон хлопам? Не верю, чтобы это было проявлением общего мнения казацких старшин. Прошу… — И кивнул головой в сторону Конецпольского, который поднялся с кресла еще тогда, когда гетман окончил чтение грамоты и, возмущенный, прохромал, припадая на правую ногу, в дальний угол зала.

К удивлению присутствующих, ожидавших, что заика-поручик и вовсе разволнуется, Конецпольский ровным голосом приятного тембра заговорил:

— Так и считал, что реверсал п-полковников, фигурально выражаясь, не даст вельможным панам полного представления о том, как складываются отношения Речи Посполитой с Терехтемировом. Прибыли мы к ним — говорю не только о полковниках, но и о effusus populus[83], представителями которого заполнена вся территория Терехтемирова, — повторяю, прибыли мы к ним утром.

— Как встретили пана посланца? — спросил Януш Острожский.

— Пожаловаться не могу: как полагается, даже по-рыцарски…

— Хлопы — рыцари, хе-хе-хе! И пан, угождая им, заговорил с ними на хлопском языке… — снова прервал Заславский, надеясь, что его поддержат другие.

Вмешался гетман:

— Прошу, панове, спокойно выслушать. А хлопским языком… к сожалению, мы безрассудно пренебрегаем…

— У того х-хлопства, прошу, есть свои достойные старшины! Какой-то атаман, кажется Яцком его называют, при встрече со мной сошел с коня, по плебейскому обычаю снял шапку и, кланяясь, помахал ею перед собою. Казакам своим дал наказ п-позаботиться о свободном проезде через толпу и с обнаженной головой вел коня моего под уздцы до самого их штаба, расположившегося в монастыре. Быть недовольным такой рыцарской встречей, а тем более пренебрегать ею, как хотел бы уважаемый пан староста, у меня нет оснований, проше панов. На проявление такого уважения ко мне и обращение казаков на польском языке — по рыцарскому обычаю я должен был ответить таким же уважением, разговаривая с ними на хлопском языке… У ворот штаба меня встретили еще несколько атаманов или полковников и пригласили в покои, где также вежливо, с поклоном приветствовали меня на польском языке и пожелали здоровья. Послание егомости вельможного пана гетмана из рук в руки передано их полковнику…

— Почему не гетману? Ведь он же в это время находился в Терехтемирове.

— И в этом есть определенный смысл, прошу, вашмость вельможный п-пан гетман. Я был только послом, без гетманского звания…

— Послом от гетмана, пан Стась… — спокойно напомнил Жолкевский.

— Да, прошу, от гетмана. У меня взял послание не поручик, говорю, не сотник какой-нибудь, а полковник, наверное, Дорошенко, правая рука Сагайдачного, и тут же передал его в руки усатого седеющего пана, по чину — казацкого гетмана. Их писарь, читая послание, сбился на латыни пана гетмана. Я предложил ему свои услуги — перевести латинский текст, — а кто-то из младших атаманов запротестовал: «Не вольно пану послу толковать грамоту пана гетмана, поскольку он является противной стороной…» Что я должен был делать, уважаемые паны? Пан младший атаман, кажется, Кривоносом его зовут, был вполне прав! А порядку в Круге казацком не грех позавидовать и любому нашему регименту. Казак Кривонос совсем молод, но достоин быть полковником.

— Слыхали о таком, это не казак, а разбойник из Поднестровья, — объяснил Жолкевский, вздохнув.

— Наверно, так. У казацких старшин документов о их происхождении не имеется. Кривоноса послушали и не дали мне прочитать письма. Какого-то хорунжего послали к батюшке, очевидно, к самому настоятелю Терехтемировского собора, в надежде на то, что он знает латынь…

— Но ведь пан Сагайдачный… — напомнил Януш Острожский.

— Пан Сагайдачный, прошу извинить, не был в штабе. Он находился в Киеве в Печерской лавре, по случаю петрова дня.

— Тогда мне все понятно, прошу панство, оттого все дело и пошло насмарку, что не было полковника Сагайдачного, — промолвил гетман, внося ясность скорее для самого себя, чем для остальных.

— В это же самое время, — продолжал Конецпольский, — в штаб прибыл, как мне показалось, чигиринский подстароста со своим пригожим юношей-сыном.

— Мой подстароста в одном круге с казаками? — с возмущением воскликнул Ян. Данилович, задетый такой дерзостью со стороны Хмельницкого. — Поташные заводы без присмотра, хлопы не хотят «истреблять лес, превращать его в панский пепел», а урядники занимаются другими делами, казацкой ребелией.