Хмельницкий. Книга первая

Гул схватки прорезал выстрел из ружья, следом за ним второй. Смертельный крик сраженного, топот коней и снова беспорядочная свалка, крики, звон сабель. Богдан весь дрожал, Прижимаясь к колючим ветвям сосны. Но юношеская любознательность была сильнее страха. Он пробовал развести ветви и посмотреть туда, где люди боролись за свою жизнь. Наверное, будут убитые с обеих сторон. Врагов было в два раза больше, к тому же они нападали, а это тоже увеличивало их силы, как мудро говорил Александр Македонский… Но что будет делать слепой, спасет ли его тетя Мелашка, озабоченная судьбой ребят?.. Успел ли добежать туда Мартынко?..

После третьего, в этот раз одиночного, выстрела бой стал утихать. Теперь доносились победные возгласы турок, захватывавших добычу. Вопли, призывы о помощи, стоны. И весь этот шум, словно мечом, прорезал душераздирающий женский крик.

— Мелашка!.. Тетя Мелашка в опасности… Нашу матушку бесчестят неверные… — вырвалось, словно стон, из груди Богдана.

Не теряя времени, юноша оставил спасительные ветки и быстро спустился на землю. Он пробирался сквозь колючий кустарник, не обращая внимания на царапины, думая только об одном:

«Нашу матушку бесчестят басурмане!..»

Несколько оседланных коней без всадников, запутавшись в поводьях, поворачивали назад по собственному следу. Между деревьями, прямо на Богдана, скакал рыжий конь, неся в своем седле смертельно раненного турка. От резкого поворота коня, обходившего большой старый дуб, всадник потерял равновесие. С разгона он ударился грудью о ствол, болезненно крякнул, выплевывая сгусток крови, и упал на землю. Нога его еще держалась в стремени, одна рука держала окровавленную саблю, а вторая запуталась в длинных свисавших поводьях.

Конь встал на дыбы и попятился назад, таща за собой безжизненное тело турка. Потом остановился, тяжело дыша, как человек. Богдану казалось, что животное, глядя на него своими умными глазами, умоляло освободить от умирающего и взять его в свои крепкие, твердые руки.

Богдан, словно одержимый, подскочил к турку, нагнулся над ним, схватился за рукоятку его сабли.

— Гит вердан! Кюпак огли… Гит, гяур!..[58] — закричал раненый враг.

Метким выстрелом он был ранен в голову, с виска стекала густая кровь. Рука с саблей беспомощно тащилась по земле, ноги судорожно корчились, у поверженного уже не было сил вытащить их из куста ежевики.

— Юзинь гяур, дюзак юлсин сана!..[59] — невольно по-турецки выругался сквозь зубы и Богдан. Быстро наступил ногой на правую руку врага, державшую саблю. — Отдай, нечисть паршивая! — свирепо закричал юноша. Вырвал саблю, не раздумывая замахнулся ею и в то же мгновение понял, что это лишнее… — Вот тебе и ясырь, мерзавец, — словно оправдывался перед мертвым Богдан, взбираясь на его рыжего коня.

И какой бы горькой ни была эта минута, оказавшись в седле, на резвом турецком коне, юноша прежде всего с детской радостью вспомнил о своих поездках в окрестностях Чигирина. Так и хотелось поскакать между деревьев, крикнув Мартынку: «Агов, догоняй!..»

Однако Мартынко, Мелашка, кобзарь, Сомко…

Сидя на коне, он видел, как вдали, отдаленные от него несколькими рядами деревьев, суетились захватчики, грабившие купеческое добро. Нескольких мужчин, привязанных друг к другу на аркане, всадники выводили из лесу прямо на дорогу. Другие грабители привязывали к седлам товары, имущество… Богдан стоял, натягивая правой рукой поводья, левой сжимая опущенную саблю. Он задумался, настойчиво ища ответа, как ему лучше всего поступить в такой сложной обстановке. Впервые в жизни он не бросился вперед сломя голову, поддавшись настроению. Нет, он должен действовать сейчас рассудительно, наверняка.

6

Это событие произошло неподалеку от тракта, который пересекал известный Черный шлях, шедший из Могилев-Подольска на Паволочь, на Белую Церковь. Отряд турецкой гвардии, во главе со своим энергичным беем, отбившись от распыленных, разгромленных под Белой Церковью крымских орд, прорываясь к Днестру, намеревался укрыться на молдавской земле. Турки благополучно обошли Паволочь, Бар, оторвавшись от преследовавших их казаков, добрались в Приднестровье и здесь успокоились. По многолетнему опыту, после ряда нападений на этот богатый край, где можно было добыть ясырь, так высоко ценившийся на рынках Кафы и Стамбула, они знали, что и здесь за ними охотятся казаки, что нельзя им, беглецам, появляться на большаке. Однако они решили захватить хоть какую-нибудь добычу.

Заметив свежие следы возов, они на какое-то время забыли об опасности и без колебаний ринулись в густой лес. Жадность затуманила разум хищников.