Хмельницкий (Книга третья)

- Это невозможно, уважаемая пани Геленка! Ведь Ежи Скшетуский коронный гусар. Он обязан защищать честь отчизны от ужасного татарского нашествия. В пламени этих пожарищ, уважаемая пани, я вижу, как поднимается страшная фигура Хмельницкого!..

Трое поджигателей с факелами спешили наискосок улицы, направляясь к двору подстаросты. Скшетуский опрометью выбежал из дома, но застыл на крыльце, перепуганный. На поджигателей набросились женщины с ухватами, старики и дети. Одна из женщин взмахнула перед глазами поджигателей драгунской саблей, преграждая им дорогу во двор.

- Попробуйте только, мерзавцы! - закричала она высоким, властным голосом. - Попробуйте, озорники, постыдились бы людей! Или жизнь тебе осточертела?

Поджигатели остановились. Они издевательски подсмеивались над нею, стоя, как перед разгневанной хозяйкой дома. По Скшетуский заметил на их лицах страх и мольбу. "Они защищают усадьбу подстаросты", - мелькнула вдруг в голове мысль. Он сейчас даже забыл и о том, что обещал отправить Гелену в Краков. В это же время к крыльцу подскакал гусар с оседланным для него конем.

- Образумьтесь, прошу, паи ротмистр! Там бегут воины из разгромленного войска Стефана Потоцкого. Все погибло!.. - Он поскакал следом за остальными гусарами к мосту, на Черкасскую дорогу.

Ротмистр подкрался к коню, дернул за поводья и вскочил в седло. И уже не управлял конем, тот сам уносил ротмистра Скшетуского из Чигирина. В его глазах стояла казачка с обнаженной саблей. Вот-вот занесет над ним это острое оружие!

Он впивался шпорами в бока коня, подгоняя, чтобы опередить хотя бы свой отряд гусар и почувствовать себя не последним из тех, над чьей головой занесена грозная сабля Хмельницкого...

Гелена стояла на крыльце, точно окаменевшая. Глаза заволакивались горячими слезами, в ней все оцепенело - и надежды, и животворная любовь девушки, как не распустившаяся утром роза, со смятыми и растоптанными лепестками...

Поджигатели бросили на землю факелы. Бросили их не под ноги женщинам, защищавшим свой город, а на разбитую беглецами Чигиринскую дорогу.

28

За Чигирином дорога тянулась по прибрежному лесу. Ротмистру приходилось все подгонять и подгонять изморенных коней, чтобы присоединиться к войску коронного гетмана. До каких пор надо остерегаться, опасаясь, как бы тебя не заарканили татары?

А коронный гетман Потоцкий теперь топил в вине свои заботы и горе. И надо же, такое горе, пресвятая матерь божья, свалилось именно на гетманскую голову. Но не меньшей бедой являлся для него и Калиновский, который своими безрассудными, противоречивыми действиями выворачивал душу коронному гетману.

Только неожиданная весть о восстании казацких полков на Днепре отрезвила Калиновского. Он повернул свое войско на Корсунь. А чтобы в Чигирине и окрестных селах не подумали, что он испугался восстания казаков Хмельницкого, приказал жечь все казацкие селения.

- Жечь все, что принадлежит казакам! - беснуясь, приказывал Комаровскому в Чигирине.

По этим следам и скакал ротмистр Скшетуский, догоняя коронное войско. Его не оставляла мысль о Гелене. Девушка доверчиво отдалась ему в такие страшные минуты жизни. Казалось, что он до сих пор слышит ее ужасный крик, долетевший до его слуха, когда он поспешно выезжал со двора.

"А, что мне до этого!" - старался избавиться от навязчивых мыслей. Но образ девушки, опозоренной и брошенной им в такое тревожное время, не покидал его ни на минуту. Все-таки мучило угрызение совести. Он оглядывался, словно хотел убедиться, не гонится ли за ним то девичье горе.

Скшетуский прискакал в Корсунь, когда закончился совет гетмана с командирами его сборных войск.

- Наконец я вижу живого свидетеля! - воскликнул Потоцкий. - Неужели это правда, что меня постигло такое горе, пан Ежи?

- По приказу пана Шемберга я должен был оставить войско пана Стефана, ваша милость, - начал издалека Скшетуский, догадывавшийся, что другие вестники могли опередить его: разве знаешь, что они наговорили гетману со страху?

- Горе мое, печаль моя, по моей вине!.. - зарыдал коронный гетман, закрыв обеими руками лицо.

Скшетуский понял, что коронному гетману известно больше, чем он мог ему сообщить. Несчастный отец уже оплакивает покойника Стефана.

- Сколько татар бросил тот предатель на войско пана Шемберга? - тем временем выяснял у Скшетуского гетман Калиновский. - Верно ли, что пятнадцать тысяч жадных на ясырь татар поддерживают Хмельницкого?

- Орда, уважаемый пан польный гетман, есть орда! - мудро изворачивался Скшетуский. - Но кроме многочисленной орды татар у Хмельницкого теперь насчитывается свыше десяти тысяч вооруженных казаков. Они пришли к нему, вооруженные современными самопалами, добытыми под Дюнкерком. У пего опытные полковники - Вешняк, Золотаренко, Дорошенко. А Джеджалий, Клиша, Беда... Теперь, уважаемый пан, это не тот Хмельницкий, которого я голыми руками брал на Поднепровье за рюмкой варенухи. Да каждый из них...