Хмельницкий (Книга третья)

- Ну... в Корсуне и не уследили кучера. Неожиданно выскочила из кареты и бросилась с высокого моста... - завершил свой рассказ Петр Дорошенко.

- Убилась? - к удивлению, спокойно спросил Богдан.

- Если бы... Это не самое страшное. Поэтому и вынужден был почти два месяца гоняться за тобой, Богдан. Упала она не на скалистый берег Роси, а в ее мутную воду. Лучше бы уж на скалы...

- Что ты мелешь, опомнись, сумасшедший! Значит, не убилась, жива?

- Говорю тебе, лучше бы убилась эта мерзкая душа! Потому что в доме, на руках у женщин, как побитая сука, сбросила недоношенного щенка!

- Была беременна?

- Что я могу еще сказать?.. Женщины говорили, что была на шестом или на седьмом месяце беременности. Мертвого сбросила, шлюха, после попытки покончить с собой...

Богдан даже прикрыл лицо рукой. Почувствовал, как вся его душа наполняется гневом, ища разгадки такой неожиданной тайны. "Неужели она не выдержала натиска Чаплинского? Тогда почему так искренне помогала мне, своему отчиму, спастись и ничего не сказала об этом?"

Вдруг от волнения у него дух захватило: не расплачивалась ли она за свой благородный поступок, за то, что освободила своего отчима из темницы свирепого подстаросты? Очевидно, вынуждена была задабривать подстаросту, спасая и свою жизнь.

Какая дорогая плата, боже праведный! Чем же еще могла заплатить молодая девушка, рисковавшая своей жизнью за его свободу, за его жизнь?

- И что же, Петр, отомстил, оставил в Корсуне погибать? Кто же присмотрит за больной? - укоризненно спрашивал Богдан.

- Как раз в это время проезжала вдова - Ганна Золотаренко, она и увезла ее к себе на хутор. Для кого же теперь мы выходим эту кумушку?..

- Не сходи с ума, Петр. Она своим бесчестием, может быть, спасла не только отчима, а... и свободу всего нашего края!

3

Когда Богдан Хмельницкий возвратился из-под Замостья на Украину, была уже зима. Он велел полкам возвращаться в свои родные места по знакомым им дорогам. Двоих своих самых выдающихся полковников с их большими полками разместил у главных ворот, через которые любили прорываться на Приднепровскую Украину коронные гетманы. Кальницкий полк во главе с Иваном Богуном оставил в Виннице. А по соседству с ним в Брацлаве - полк Данила Нечая вместе с опытными сотниками, которые и сами сумели бы, командовать полками.

- Наводите тут порядок, полковники, да и про приднепровцев не забывайте, - поучал гетман. - Съезжу я в Киев, обсудим там с отцами святителями, как осуществить нашу давнюю мечту о воссоединении с Москвой, да и осяду в Чигирине...

Полковники уловили какую-то грусть в словах гетмана.

- Такой гетман не может жить без войны. Еще, гляди, сопьется или игуменом пойдет в Печерский монастырь, - пророчил Нечай, оставшись после прощания с Богданом с глазу на глаз с Богуном.

- Не то говоришь, Богдан не такой, я его хорошо знаю. Попомни мое слово - он будет утаптывать дорогу к Москве до тех пор, покуда не добьется своего. Ян-Казимир не тот жертвенник, на котором Хмельницкий будет сжигать агнцев, принося жертву Ваалу. Терпения не хватит, слишком деятельный, пытался объяснить Нечаю Богун.

- Ну что же, Московия - страна православная... А лучше было бы для него жениться и осесть в своем Субботове...

- На пепелище?..

Богдан Хмельницкий въезжал в Киев только с киевскими казаками да со своими верными чигиринцами. Действительно, мысли о войне не покидали его ни на минуту. Если она не возникала перед его взором, так тревожила душу. Когда он остановился у Киевских ворот, чтобы попрощаться с Петром Дорошенко, его встретили киевские горожане, православное духовенство. Радоваться бы ему!..

А он все больше печалился. Он чувствовал, что сказанное Дорошенко о Гелене было не первой и не последней горькой вестью в его жизни. Полковник Дорошенко сообщил ему столько новостей, что невольно голова кругом идет. Теперь в доме чигиринского подстаросты жил его сын Тимоша, а вокруг его дочерей так и увивались предприимчивые сотники...

Вдруг Хмельницкий увидел, как к толпе молящихся подскакал на взмыленном коне его джура, соскочил с седла и торопливо стал пробиваться к нему, расталкивая людей. Когда же джура окликнул гетмана, в первый момент Хмельницкий даже бросился к нему навстречу. Но тут же почувствовал, что джура принес ему еще одну тяжелую весть, властно поднял руку, останавливая его: идет молебен. На площади возле собора святой Софии служил молебен сам митрополит. Присутствовал на нем и иерусалимский патриарх Паисий, возвращавшийся из Москвы.

И все же Хмельницкий улучил момент, спросил у встревоженного джуры:

- Что там еще, казаче?

- Максим Кривонос неожиданно помер с Холеры...

В первое мгновение Хмельницкий чуть было не закричал, как раненый. Хотелось прервать богослужение на киевской площади и начать новое. Умер Кривонос!

Но сдержался. Только капли пота вытер шапкой со лба и повернулся к джуре:

- Кто сообщил? Может быть, это шляхтичи распускают ложные слухи? Это было бы на руку Вишневецкому.

- Прибыли от Вовгура Матулинский с двумя казаками и джура от сына Кривоноса.