Хмельницкий (Книга третья)

...Полковник Данило Нечай еще раз наведался в Ворошиловку, лежавшую недалеко от-Красного. Он давал последние наставления сотнику Шпаченко, перед тем как начать народный суд над шляхтичами, снова возвратившимися в село. Но в это время прискакал джура от Ивана Нечая, сообщивший ему о том, что Гелена приехала гостить в Красное.

- Кумушка остановилась у шинкарки Кушнирихи... - в заключение сообщил джура. - По этому случаю отец Стратион затеял файное богослужение!..

Нечай знал, что Гелена не очень-то разбирается в церковных делах. Кому же это понадобилось такое праздничное богослужение в Красном? И вынужден был спешно возвращаться в местечко.

...Не верил своим глазам. Католики, униаты смешались с толпой православных прихожан.

- В середине зимы богослужение такое, как во время престольного праздника, батько Данило, - удивленно говорили полковнику джуры, казаки.

Не ожидал он такого проворства у молодой шляхтянки. В этом чувствовалась рука не только самой распущенной кумушки. Присутствие ее здесь вносит сумятицу, сказывается на дисциплине полка.

- Что будем делать, пан полковник? Сотник Иван Нечай не пожалел двух десятков казаков для сопровождения гетманской дочки. Карпо, побратим гетмана, неотлучно находится при ней. Говорят, какой-то жолнер тут вертится вокруг нее...

- Жолнер? Какой еще жолнер, где он?

- Будто бы один из шляхетных слуг, присматривающих за детьми гетмана. Чтобы развлечь дочь гетмана, сотник решил устроить такой парад, какой пан Тетеря устроил для детей Хмельницкого во время новогоднего праздника в Чигирине.

Нечай не понял: шутит или издевается над ним казак? Старался сам разобраться в том, что тут происходит.

- Чепуху городите, хлопцы, решили подтрунить надо мной. Передай Шпаченко, чтобы повременил с судом над панами шляхтичами, - приказал он джуре. - Отложим до первого понедельника великого поста. Да следите за тем, что творится в Баре, и за спокойствием в селе. Прозеваем - головами можем поплатиться. Пан Калиновский, вижу, не забыл о своем позорном поражении и о нашей победе над ним.

Нечай незаметно выехал с улицы на площадь, остановил сопровождавших его казаков, чтобы не вспугнуть людей. Издали увидел проходившую вместе с девушками улыбающуюся Гелену. И человеческая зависть закралась в его душу. Какая краснянская девушка могла бы так игриво закинуть свою головку? Разве только одна...

Полковник вздохнул, соскочил с коня и отдал поводья джуре.

- Айда, хлопцы, в канцелярию полка! Мне что-то не нравятся эти праздники.

И все же он направился к праздничной толпе. Подошел к девушкам, проводив глазами Гелену до самой хаты Кушнирихи.

24

А в доме Кушнирихи готовили обед. Возле печи хлопотали четыре женщины, стряпавшие праздничные кушанья. На сковородах в гусином жиру пыхтели блины, пахли пампушки с чесноком в макитрах, на противнях дымились жареные гуси.

Войдя в комнату, Гелена услышала разговор двух девушек: конопатая дочь Кушнирихи и опечаленная красавица сиротка, воспитанница казненного недавно подсудка.

- Да ты не горюй, паненка Томилла... - успокаивала девушка. - Он ведь тебе не отец и даже не отчим.

- Хотя и не отец, прошу... Но пан заменил мне родного отца. Он мог умереть, как и все люди, а не болтаться на виселице, как разбойник и грабитель.

- Молись за него, паненка.

- Уважаемая паненка, не до молитвы мне сейчас. Думаю о том, как бы свою душу спасти...

Гелена прислушивалась к разговору девушек и, по привычке, как будто искренне, расцеловалась с обеими. Даже Томилла, напуганная недавними событиями, почувствовала ее теплоту.

- Боже мой, мне даже завидно, что вы шепчетесь о чем-то? Не о файных ли казаках? А впрочем... масленица уже прошла, разве что какому-нибудь колодку нацепим, - промолвила Гелена.

Дочь Кушнирихи засмеялась в ответ. У Томиллы повеселели голубые глаза, в уголках губ появилась чуть заметная улыбка. Заполнив комнату, ввалились женщины, зашумели, словно на свадьбе. Одна из них сказала, как хозяйка:

- А ну-ка, женщины, кто еще не заквасил свою душу, как капусту на зиму, давайте развеселим девчат! Паненка Томилла до сих пор еще скорбит, словно только что с кладбища пришла. Стефа, обрадуй паненку Томиллу, это же о ней так заботился пан Иван...

Когда Гелена собралась уходить, хозяйка коснулась ее плеча и, как своей, сказала:

- Останься, дочка, развлечем сироту!

Гелена подошла к Томилле, как к своей родственнице, взяла ее холодную руку своими обеими. В судьбе сироты она увидела и свою судьбу. Веселого настроения как не бывало, несмотря на старания говорливых женщин. На подчеркнуто украинском языке обратилась к несчастной сироте:

- Поверь мне, паненка Томилла, я желаю тебе счастья. Я польская шляхтянка, осиротевшая в детстве и искалеченная в девичестве. Считаюсь дочерью самого Хмельницкого, давно отслужив панихиду по своим родителям. Советую и тебе, милая сестрица, не отказываться от счастья, если оно в этом доме светит тебе небесной звездой...

- Добрая паненка так ласкова со мной, что я...

- Не будем говорить об этом, Томилла. Считай меня своей союзницей, и если б... - Гелена предусмотрительно оглянулась.