Хмельницкий.

Однако предупреждение матери натолкнуло на мысль: почему бы и впрямь не поскитаться с Иваном какую-нибудь неделю. Ведь он не воевать поедет, а только в дозор! Почувствовать себя свободным воином в поле!..

— Зиновий! — донесся голос отца. — Зиновий, ты уже встал? А кто к нам приехал, посмотри! О, это хорошо, что ты уже на ногах. К тебе гость, пан Максим приехал вместе с твоими «крестниками», ждут тебя!

— Где Максим? — рванулся Богдан.

— Покуда еще во дворе, возле лошадей возятся. Сейчас вот и в дом войдут. Пойду встречу их как подобает…

— Ах, боже мой! Угостить-то людей нужно. Побегу к своим девчатам, — забеспокоилась Матрена. — Так как же теперь, Богдан, поедешь в Чигирин или нет? Ведь Максима-то не во дворе будешь принимать, как отец, а в доме.

— В Чигирин я поеду один, Зиновий. Ты оставайся с паном Максимом… — бросил отец, уходя.

В доме все засуетились, во дворе заржали расседланные лошади. Богдан, с трудом сдерживая растерянность и радость, пошел следом за матерью в большую комнату. Услышав ржание коней во дворе, бросился к широкому венецианскому окну и прильнул к стеклу.

В предрассветной мгле он увидел, как отец с непокрытой головой, с распростертыми руками подошел к стройному казаку, увешанному пистолями, пороховницами, саблей, и поцеловался с ним. Лицо его трудно было разглядеть, но силуэт Максима четко вырисовывался на сером фоне двора. В стороне стояло около десятка оседланных коней на поводу у казаков, а дальше, за двором, виднелась темная, подвижная масса вооруженных всадников. Оттуда доносились сдержанный говор, ржание коней и топот копыт.

Богдан вдруг подсознательно ощутил, каким несказанным счастьем было бы для него находиться в этом вооруженном отряде казаков, верхом на своем буланом коне. У него даже дух захватило от мысли об этом. Он закрыл глаза, чтобы лучше ощутить всю полноту чувств… трепет коня, возбужденного соседством множества всадников, приглушенное бряцание сабель и стремян, голоса джур, атаманов, хорунжих!.. И даль неизведанных, лишь копытами лошадей утоптанных дорог в стране кровавых столкновений и вдохновляющих побед — все это представлялось ему счастьем, непостижимым человеческому уму…

Не слышал он ни озабоченного голоса матери, обращавшейся к своим «девчатам» — пожилым женщинам и дворовым молодицам, ни разговора отца с прибывшими казаками. Только уловил, как уже на крыльце отец взволнованно спросил:

— Так, значит, пан староста вместе с поручиком могут прибыть сюда с минуты на минуту, раз такая беда стряслась…

— Нет оснований, чтобы пан подстароста мог делать такие предположения… Поручик, молодой и энергичный воевода Конецпольский, возможно, и поспешил бы приехать. Но он-то без войска. Два десятка крылатых гусар из личной гвардии гетмана Жолкевского — это еще не войско. Да к тому же Жолкевский назначил его в полк старосты Яна Даниловича, помогать ему и постоянно ставить в известность гетмана о том, что делается на кресах.

— Но угроза нападения Орды на пограничное староство заставит пана старосту поторопиться с отправкой войск, — озабоченно говорил Михайло.

— Раньше завтрашнего дня пан Данилович сюда не может приехать, уважаемый пан Хмельницкий. Не легкое дело добираться сюда с полком!.. Мы вот и с подвижным отрядом в каких-нибудь две-три сотни всадников, без единого пешего, без пушек с возами пороха, и то…

— А много людей в полку у пана старосты, пан Максим? Ведь надо будет приготовить для них постой, продовольствие, — еще больше забеспокоился отец Богдана, входя в дом. — Ну вот, Зиновий, по-хозяйски принимай своих гостей. Скучал он по вас, пан Максим, ох еще и как скучал!.. Так я поеду побыстрее в Чигирин, чтобы подготовиться к встрече.

А Богдан уже обнимал Максима, которому показалось, что юноша еще больше возмужал.

— Го-го-го! Здоров, брат, здоров! — восклицал Кривонос, сжимая друга в своих крепких объятиях. — Да ты, казаче, словно тесто в квашне хозяйки, как на дрожжах поднимаешься! Молодчина, браток, как бы не сглазить…

— А сам?.. Усы вон как закручиваешь! Максим, Максим… — бормотал взволнованный Богдан.

— Пан Михайло говорит, что скучаешь?

— И не говори, свет мне не мил… А, пан крестный пожаловал ко мне в гости! Такая радость! Челом пану Юркевичу, со счастливым прибытием. О, смотри… «мама Силантий»! Дай бог здоровья пану «вуйку». Прошу не гневаться на меня, люблю я это боевое прозвище пана… А, пан Ганджа-а!.. Бороду, что ли, решил отрастить себе в походе?..

Обрадованный встречей Богдан переходил из объятий в объятия, от одного побратима к другому. Он даже не слыхал, как отец прощался с Кривоносом, приглашая его в гости в Чигирин. Только в окно увидел его во дворе, уже сидящим на коне, в окружении нескольких казаков староства. В большой комнате хозяйка отдавала распоряжения, разносившиеся по всему дому.