Хмельницкий.

Ян Данилович, сидевший спиной к двери, бросил косой взгляд на Хмельницкого и отвернулся, продолжая допрашивать какого-то оборванца.

Хмельницкий, вежливо поздоровавшись с поручиком, не удержался, чтобы не спросить его:

— Что сие значит, пан поручик? — и кивнул головой в сторону занятого допросом старосты.

— Одного турка, прошу, п-поймали дозорные пана п-подстаросты у Куруковских озер… — ответил Конецпольский, снова садясь на скамью.

Хмельницкий Понял, что допрос ведет не только пан староста, но и поручик пана гетмана.

За столом, почти напротив Даниловича, сидел турок в оборванной одежде, лицо у него было в кровавых ссадинах и синяках. Он до сих пор еще тяжело дышал, озираясь по сторонам и бросая злые взгляды на Молодого казака, который горячо рассказывал Даниловичу о происшедшем:

— Пусть не брешет проклятый турчин, прошу пана, потому что я не один, а вместе со всем дозором встретил его с отрядом вооруженных турок и с той пленницей. Только потом, когда мы стали рубиться с ними, он поспешно отдал пленницу другому турку, который поскакал с ней на переправу к Днепру…

— Ну, дальше… — поторапливал староста отважного юношу.

Только теперь Михайло Хмельницкий увидел, что это был Иван Сулима, его дозорный, вернувшийся из глубокой разведки. Он был в грязи, измучен, но не уступал в споре, настаивая на своем, как недобитый в поединке петух. Почувствовав какое-то недоверие или недружелюбие со стороны коронных панов, он настороженно защищался, доказывая свою правоту. Оба пана называли турка Селимом, и сообразительный юноша понял, что они хорошо знают пленного и не так уж склонны судить его за людоловство.

— Ну… и мы тоже… Как старший в отряде, я велел дончаку догнать турка с пленницей и отбить несчастную, а сам вместе с хлопцами стал рубиться с басурманами!.. Ведь этот проклятый турок, словно бешеный пес, сорвавшийся с цепи, набросился со своими басурманами на нас. Одного из наших он сам зарубил, так не ждать же и нам того, прошу ласковых панов. Мы тоже…

— Что?

— Немного осиротили турка, прошу пана. Четырех его вояк посекли на капусту, не совру, а его… Наш Тарас уложил его коня, тогда… успокоили его по-казацки и разоружили.

Хмельницкий понял, о какой пленнице идет речь, — он знал, кого вез Селим к Мухамеду Гирею, и, ужаснувшись от одной мысли об этом, спросил у Сулимы:

— А где же пленница, Иван?

— Она, очевидно, погибла, уважаемый пан подстароста, вернее — могла погибнуть… Я уже говорил об этом вельможному пану старосте. Она во время переправы была привязана к турку. Борясь с днепровскими волнами, турок держался за гриву коня, а монашка… да, пан подстароста, это была несчастная монашка… Вот он сам потом признавался нам. — И Сулима показал плеткой на Селима. — Видать, она казацкого рода: тихонько отвязалась от турка, а когда тот спохватился, дивчина… вцепилась в горло упыря и… Оба барахтались возле коня… А здесь шел бой, сеча. Кто-то из хлопцев видел, будто только один конь выбрался на противоположный берег. Конечно, Днепр, волны, татарское горло в руках, разве справишься…

Сулима с такой искренностью и волнением рассказывал обо всем этом, что растрогал даже черствое сердце Даниловича. В комнате воцарилось скорбное молчание.

— Хвалю, пан Хмельницкий, за хороший подбор казаков для охраны пограничного староства. Такого казака стоило бы назначить старшим в Чигирине, чтобы всегда под рукой был отважный человек.

— Так и намеревался поступить, уважаемый пан староста. Посылал в дозор, чтобы проверить его.

14

Поздно ночью защитников Чигирина, словно гром среди ясного неба, поразила неожиданная весть о том, что сам поручик гетмана Жолкевского взял под защиту пленного турка. Он привел его к себе и некоторое время держал под охраной своих крылатых гусар. Когда стемнело, переодел в чистую крестьянскую одежду и в сопровождении четырех гусар отправил к гетману. Об этом вмиг стало известно всем казакам Чигирина. Среди них был и Иван Сулима, которому Хмельницкий в нескольких словах рассказал о переживаниях Богдана и о том, как внезапно он собрался вместе с Кривоносом на розыски турка с пленницей.

«Чем объяснить, что поручик гетмана оказывает такую милость этому турку?» — спросил себя неугомонный Сулима. И тотчас же, ни с кем не посоветовавшись, он решил отправиться в погоню, прихватив с собой пушкаря-дончака и Тараса, опытного и отважнейшего казака, родом с Черниговщины. Он сказал им, что хочет вырвать из рук спесивых гусар своего пленника.

Надо было узнать, куда повезли турка.

У всех городских ворот сторожевые казаки интересовались целью ночного путешествия, затеянного непоседливым Сулимой вместе с пушкарями, и на шутки и прибаутки Тараса отвечали тем же. Стоявшие у черкасских ворот казаки не скрыли, что в сумерки действительно проехала четверка гусар Конецпольского с басурманом. По казацким обычаям, захваченный турок или татарин считался собственностью казака, пленившего его в бою, поэтому все сочувствовали Сулиме и желали ему успеха.

Вырвавшись за ворота крепости, Иван вихрем понесся вдогонку за гусарами.