Хмельницкий.

— А что тут понимать? Чтобы забрать тебя с собой! Сядем на коней, проедемся в седле, поспим на шелковистой степной траве, чтобы кровь разгорелась от укусов надоедливых комаров!.. Но ты, Богдан, не торопись. Я еще не все сказал. Комар хотя и надоедливая тварь, однако прекрасно возбуждает застоявшуюся кровь! Монастырь, мой друг, тогда хорош, когда рядом с ним стоит, скажем… и Свято-Иорданская обитель с послушницами, которые для спасения души, с собственной… девичьей шеи, не забудь, Богдан, дарят крестик брату, во Христе сущему… Погоди, погоди, братец мой, я еще не кончил. Так вот и говорю: чего бы это я шлялся по монастырям да латинским языком туманил головы людей, а? Погибла Христина, вот что! И, значит, надо, по-твоему, вместо того чтобы мир перевернуть вверх дном, отыскивая хотя бы кости мертвой, идти в монахи? А еще казак! В Синопе Петра Сагайдачного смело ткнул носом в грязь, как подобает только сильному духом человеку. А со своим горем не можешь сладить. Стыдись, мой дорогой братец! Где твой татарин? Может быть, вернулся к пану кошевому?

— Назрулла погиб… — уверенно сказал Богдан.

— Кто-нибудь передал или… ворожка?

— Перестань упрекать. Ворожки знают «любит или не любит, посчастливится или нет?..», — вскипел. Богдан, и это понравилось Максиму.

— Кто сказал тебе о Назрулле?

— Пан кошевой присылал моих коней и передал, что о татарине ни слуху ни духу. А какая там ворожка?

— Да я пошутил. Я сам признаю ворожек, если им не больше двадцати лет. В таком возрасте, если она даже и не поведет своей тонкой бровью, все же веришь, что, и гадая, это зелье только и желает тебе счастья… Ну как, айда на Сечь! Там и попрощаемся с тобой.

— Попрощаемся? Все-таки поедешь на Дон? — поинтересовался повеселевший Богдан.

Кривонос прилег на прошлогодние листья, устилавшие косогор, положив руки под голову. И стал насвистывать мотив известной песни «Порадь мене, мати…». Потом, повернувшись к Богдану, спросил:

— Помнишь наше послание Мухамеду Гирею?.. Турецкий султан бросил его в лицо коронному посланнику Отвиновскому и потребовал Кривоноса Максима выдать Турции, поставив это условием мирного соглашения, — сказал Кривонос уже совсем иным, серьезным тоном.

— Тебя? Выдать туркам? — почти с ужасом переспросил Богдан, поднимаясь на ноги. Затем, улыбнувшись, добавил: — Да ты снова шутишь? Максима Кривоноса выдать туркам?..

— А ты, дружище, не торопись браться за саблю. Король и сенаторы на сейме приняли условия султана и около двух десятков нашего брата уже отдали ему, чтобы смягчить его гнев, вызванный разгромом Синопа и других турецких городов казаками. Кстати, Мусия Горленко схватили гайдуки князей Вишневецких и, наверное, тоже отправят туркам.

— Ужас! Так чего же ты до сих пор молчал, а плетешь о каком-то Свято-Иорданском монастыре, когда…

— Вот это казацкий разговор! Ну теперь можешь и по морде заехать! Люблю я тебя вот таким, Богдан! Видишь, и лицо как лицо, и глаза заблестели…

— Перестань, Максим! Мусия Горленко схватили?

— И отправят. Вишневецкие оправдывались перед Сагайдачным. Мол, не знали, что туркам отдадут… Твоего буланого вместе с другими богатыми дарами короля коронный посол Отвиновский отправил в Стамбул. Такие-то, братец мой, дела. А я… к чехам подамся вместе с лесовчиками… Не позволю, чтобы меня в черной султанской башне крюком за ребро подцепили… Да ты садись, Богдась. Тут нужно толком все обдумать. Я еще расскажу тебе целую историю, как Сагайдачный хлопнул дверью в сейме, возмутившись принятием такого решения…

— И подействовало?

— Как бы не так! Не дверью, а из пушки ударить по стенам этого блудливого шляхетского заведения, да и тогда, наверное, не подействует. — Кривонос умолк и встал с земли.

Вместе с Богданом они направились в город.

— Кстати, — заговорил Максим, — тебе, наверное, уже известно, что твоего покровителя пана Станислава Жолкевского наконец назначили великим гетманом, коронным канцлером?

— Знаю и рад этому, — сказал Богдан и снова повеселел. — Сколько десятков лет, еще со времен короля Батория, этот прославленный воин служит отчизне! Он должен был занять этот пост еще после Яна Замойского… Признаюсь, Максим, я рад за него.

— А тому, что польным гетманом стал молодой Станислав Конецпольский? — спросил Кривонос.

— Не так уж он и молод, но как воин достоин такого поста. Посмотрим, как дальше будет вести себя новый польный гетман. Однако мы уклонились от нашего разговора о борьбе Сагайдачного с сеймом.

— Об этом нужно долго рассказывать. Но борьба эта закончилась тем, что Сагайдачный согласился выполнить условия Раставицкого трактата: уменьшить казацкий реестр наполовину и вернуть выписчиков в подчинение старостам. С несколькими тысячами реестровцев он снова отправился помогать королевичу Владиславу завоевывать московский престол… А в это время турецкие войска перешли через Дунай, и, видимо, панам сенаторам не удалось задобрить султана ни денежной данью, ни дарами, ни обещаниями уничтожить казацкое войско. Война на южных границах неизбежна…