Хо

Мелькнули перед глазами, в последней попытке остановить его, наивные предупреждения на мутных табличках, и тут же растворились в блеске, хлынувшем из-за распахнутых дверей. Пара уверенных шагов в этот неожиданный сверкающий мир, и ему всё-таки пришлось на время замереть, ослеплённому открывшейся перед измученным взором богемной пышностью, сочетающейся с богатейшей, насыщенной ошеломляюще-завораживающей яркостью, оглушённому неземной, давно уже не ласкающей осквернённый слух современного человека, живой, лелеющей душу музыкой, как будто музыканты играли на струнах его поющей от счастья души, словно фортепьяно, арфы, скрипки, не просто источали божественные переливы, а незримо летали вокруг него, везде и всюду, донося свой животворящий звук в самые дальние уголки.

Евгений будто задохнулся на секунду, в один лишь миг окутанный благоуханиями, витающими в лёгком, прохладном воздухе. Специфическими, тонкими, будоражащими и восхищающими одновременно. Они заполняли огромный зал, окружающий его. Светлый, объёмный, невероятно красивый. Словно материализовавшийся с полотен средневековых художников.

Высоченные потолки, уходящие ввысь овальными сводами, покрыты золотыми узорами и цветами необычайной, чарующей красоты. С потолочных высот спускаются тяжёлыми хрустальными гроздями величественные люстры, сверкающие тысячами трепещущих свечей. Расписные стены, облицованные благородным белым мрамором, инкрустированы янтарными слезами, покрыты блестящей алмазной крошкой, переливающейся и сияющей тысячами ярких сверкающих звёздочек. Белоснежная гладь этих стен оформлена золотым декором, в виде переплетающихся стеблей из червонного золота высшей пробы, а также цветов с серебряными лепестками и головками чистого янтаря. Всё это сияет, блещет, переливается.

Десятки старинных картин в толстенных золочёных рамах, изображают чьи-то гордые надменные портреты, живописные пейзажи, величественные постройки. Всё дышит стариной. Прекрасной, нетленной, высокой. Причудливые канделябры, необыкновенные по своей красоте подсвечники, всё из того же золота, высятся строго вдоль стен, на равном удалении, органично вписываясь в окружающее величие старинного зала. Кристально чистый, практически зеркальный, белый мраморный пол под ногами — не скользкий и не шершавый. Боже, как приятно ногам ступать по нему!

Обезумевший от восторга взгляд мечется по этому великолепию, упивается им. Всё новые и новые детали опьяняют его, попадаясь на глаза. Вот он уже замечает среди канделябров и алых парчовых портьер с шёлковыми кистями, светлые, безликие, но чрезвычайно красивые, идеально сотворённые талантливыми зодчими, скульптуры: амазонок, воинов, муз, философов, титанов. Их белые, пластично изогнутые фигуры, выглядят словно живые. Кажется, что вот-вот шевельнётся бледная каменная рука воина, с напряжённо застывшими на ней мускулами. Повернётся в его сторону приветливое личико музы. Стыдливо прикроет изящной ручкой свои прелести амазонка-купальщица. Идеальные тела изваяний с трудом отпускали от себя неискушённый истинной красотой взгляд.

А он всё смотрит и смотрит. И всё новое и новое увиденное сводит его с ума. Пышный оркестр беспрестанно исполняет Чайковского. Надутые стражи у дверей, в камзолах из зелёного сукна, напудренных буклях с косичками, треуголках, высоченных ботфортах с золотыми шпорами и пряжками, с золотыми аксельбантами и кисточками, с золотыми погонами и пуговицами в два ряда… Золото, золото, золото. Всюду золото! В недвижно вытянутых руках у застывших, подобно тем статуям, стражников, зажаты длинные, выше их роста, мушкеты, цевьё и приклады которых выполнены из красного дерева с декором из самоцветов. Не оружие — произведение искусства. Серебряные штыки, затворы, курки. Блестящие стволы. Неужели из них ещё и стреляют? Навряд ли. Это скорее украшения, нежели орудия убийства.

Солдаты не шелохнутся, даже не моргнут. Лица окаменевшие, тела гордо вытянуты во фрунт. Они кажутся восковыми фигурами… Но нет же. Миновав двери, возле которых они несли своё дежурство, Евгений вздрогнул, когда оба часовых, словно по команде, оторвали приклады от пола, и прижали мушкеты к груди, приподняв их в знак приветствия нового гостя. Лица резко вскинулись вверх. Он сделал пару шагов вперёд, мимо них, и оба приклада вновь разом стукнули об пол, заняв своё прежнее положение.

Опьянённый, очарованный этой красотой, этим благолепием, как будто лишившийся рассудка на доли секунды, оторопевший гость был не в силах даже перевести дух от восторга, переполняющего его. Пленённый красотой зала, он даже не сразу понял, что в этом зале, кроме него, музыкантов, и стражников-часовых, находятся и другие люди. Много людей. Весь зал ими заполнен. Роскошными дамами и элегантными кавалерами. Пышными, нарядными, блистающими под стать помещению, в котором все они находились.