— Может и не со зла, а из-за необходимости? На корабле не осталось продуктов. Мы доели последние крошки. Значит, весь запас оно скормило Евгению.
— Ты плохо знаешь Хо. Доброта и понимание — это не про него. Пока Женька был нужен Хо, оно сохраняло ему жизнь всеми силами. Теперь же, когда надобность в нём отпала, оно выбросило его, как ненужную вещь. Как замученного лабораторного зверька.
— Вся стена исписана. Он постоянно делал какие-то записи. Сначала карандашом, а потом, вон, гвоздиком каким-то царапал. Видимо, карандаш закончился. Какие странные записи.
— Изучить бы всё это. Жаль времени нет.
— Изучать бред сумасшедшего?
— Прекрати так о нём отзываться. Он был не сумасшедший.
— Прости. Но мне кажется, что вся эта философия — полнейшая ересь.
— Не спеши вешать ярлык ереси на то, что не можешь понять.
—
— Любая попытка выразить запредельное в той или иной степени напоминает бред. К сожалению, он уже не сможет нам объяснить, о чём делал свои записи.
— Он что-нибудь сказал? Перед тем, как…
— Ничего вразумительного. Боюсь, что его рассудок был уже повреждён, — скрестив руки на груди, Ольга рассматривала исцарапанную решётку маленького вентиляционного оконца, зиявшего над кроватью возле самого потолка.
— Что например?
— Какой-то бред. «Когда у одних солнце стоит в зените, у других оно находится в надире». Где-то я уже слышала подобную фразу. Но где? Не могу припомнить.
— Хм. Со мной парень в яхтклубе занимался. Татарин. Надир Абубакаров.
— Надир — это точка на небосклоне. Обратная зениту.
— Да в курсе я. Просто вдруг вспомнил это имя… А чем тебя озадачила эта фраза?
— Вот, пытаюсь понять. Неспроста же он мне её сказал. Наверняка намекал на что-то. Но вот на что?
— По-моему, ты придаёшь этой бессмыслице слишком большое значение, — Гена накрыл лицо Евгения краем одеяла. — Покойся с миром, человек-загадка.