Читаем Хо Ши Мин полностью

К концу работы и эта возможность исчезла. Несколько дней бушевали тропические ливни — это напоминало снежную лавину в горах, такой стоял рев и грохот обрушивавшихся сверху бурных потоков воды, и речушка, неподалеку от которой находилась хижина, вышла из берегов. Вода затопила сваи и подступала прямо к порогу хижины.

Трудно было поверить, что именно здесь, в этом глухом краю, где на десятки верст в округе не встретить человека, в условиях почти что первобытных, в бамбуковой хижине на сваях, вокруг сколоченного наспех стола сидели руководящие деятели Компартии Индокитая и принимали решения, которые имели историческое значение для судеб вьетнамской нации, всего революционного движения в Индокитае.

Среди членов партии давно уже утвердилось в обращении слово «донгти» — товарищ. К Нгуен Ай Куоку же редко кто так обращался. В Пакбо местные жители дали ему прозвище Тху Шон — Лесной житель, а так как он уже носил бороду и усы, называли его дедушка Тху. Но какой же он был дедушка, если у него даже на висках еще не пробилась седина, а в работе его всегда отличали поистине неиссякаемая энергия и молодой задор. Поэтому с легкой руки кого-то из партийцев за ним закрепилось обращение «бак» — так во Вьетнаме, особенно в деревнях, обращаются обычно младшие к старшему. На русский язык это слово можно перевести как «дядюшка», хотя такой перевод, к сожалению, не передает всего диапазона нюансов и оттенков, вкладываемых в это обращение вьетнамцами. Так с тех пор и стали обращаться к Нгуен Ай Куоку: вначале — Бак Тху, затем — Бак Хо, когда он стал Хо Ши Мином, а в последние годы жизни — просто Бак. И если это общепринятое обращение «дядюшка» было написано с большой буквы, каждый знал, что речь идет о Президенте Хо Ши Мине.

3

Когда вода немного спала и наконец прояснилось затянутое несколько дней подряд свинцовыми тучами небо, участники пленума стали собираться в дорогу. Первыми отправлялись делегаты из центральных и южных провинций, которым предстоял долгий путь. Прощаясь с ними, Нгуен Ай Куок спросил:

— Вы не забыли, что я вам наказывал? Ни в коем случае не нести с собой документы пленума.

Тут же выяснилось, что некоторые сочли слова Нгуен Ай Куока излишней предосторожностью. Предвидя трудности связи с ЦК, они записали материалы пленума на крохотных клочках бумаги, свернули их в трубочки и тщательно зашили в швах одежды. Нгуен Ай Куок потребовал тут же уничтожить все записи и сердито отчитал виновных:

— Сколько раз я вам говорил, но вы ничего не хотите слушать. Ведь еще наши предки говорили: «И в джунглях есть тропинки, и у стен есть уши». Вспомните, сколько уже было провалов. Самым молодым из вас немногим более 20 лет, остальным под тридцать. Впереди еще вся жизнь. А представляете, чего стоило нашей революции подготовить из вас преданных и стойких бойцов? Если по собственной халатности погибнете в лапах врага, кто заменит вас? Еще раз повторяю: все документы пленума получите позже от связного.

Массовые аресты членов партии в Кантоне, Гонконге, Сайгоне, многообразный опыт жизни подпольщика научили Нгуен Ай Куока неослабному вниманию к вопросам конспирации и бдительности. По его инициативе в Пакбо разработали разветвленную систему охраны тех мест, где находился руководящий штаб: вначале пещеры Кокбо, затем хижины в джунглях, куда он переместился во второй половине 1941 года. На подступах к партизанскому району несли охрану местные жители, на наиболее опасные направления высылались по ночам партизанские дозоры, наконец, круглосуточное дежурство было организовано вокруг самого штаба.

Вместе со всеми на ночную вахту регулярно выходил и Нгуен Ай Куок, хотя многие протестовали против этого, ссылаясь на его возраст и слабое здоровье. Поскольку протесты не помогали, договорились не будить старшего товарища, когда подходил его черед. Однако это мало помогало. В особенно темные ночи случалось и такое: кто-нибудь выходит на дежурство вместо Бак Тху; слушает ночную тишину, нарушаемую лишь истошными воплями обезьян, доносящимися из глубины леса; ему досаждают москиты, он взмахивает рукой, отгоняя их, и вдруг его рука натыкается на спину человека. Оказывается, это Бак Тху, который давно уже неслышно заступил на свою вахту.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное