Хоакин Феникс. Он все еще здесь. Биография

The New York Times назвала фильм «невозмутимой сатирой». При этом газета USA Today выразила мнение многих американских критиков: «Будем надеяться, что Я все еще здесь… это обман или какая-то разновидность кинематографического перформанса. В противном случае перед нами лишь докучливый, спекулятивный и подозрительно вуайеристский фильм. И будь он правдой или дурачеством, он не особенно удался. Скучно смотреть даже на самые странные и чрезмерные мучения Феникса».

Критик из Washington Post просто спрашивал: «Нас всех накололи? Что ж, может быть. Если весь фильм – инсценировка, то он достоин “Оскара”».

Газета The Guardian писала: «Является ли этот фильм подлинным упражнением в синема верите[38], безжалостно фиксирующем эпизоды публичной и частной жизни очень неуравновешенного человека, не способного справиться со своей работой? В конце концов, у Феникса было сложное детство в семье кочующих хиппи, членов религиозного культа, пятеро детей которых обеспечивали семье существование, выступая во время их переездов на улицах Северной и Южной Америки. Он дважды бросал актерскую работу – незадолго до и после нашумевшей смерти своего [старшего] брата Ривера Феникса. А, может быть, Я все еще здесь – это блестяще инсценированный, хотя и вызывающий смущение псевдодокументальный фильм, критикующий культ знаменитостей, средства массовой информации и легковерную публику?»

Аффлек объяснял враждебную реакцию критиков и любителей кино их непониманием того, что в фильме правда, а что нет. Над ними шутили, и они не были этому рады. Когда он, наконец, признал, что все это было игрой, он обошел слово «обман» и просто сказал: «Мы хотели создать атмосферу. Вы верите в реальность происходящего. Было много дублей, они были постановочными».

Аффлек сказал Джею Лено: «Между прочим, я никогда [не получал звонков обеспокоенных людей].

«После выхода фильма, критики любили говорить: «Это безумно, это неприятно, это болезненно, и мы вынуждены за него переживать», но пока все это происходило, люди были рады просто над ним посмеяться».

Он добавлял: «Я хотел, чтобы во время просмотра они [зрители] думали, что это правда. Но я допускал, что когда все закончится, они поймут, что это не по-настоящему. Это не документальный фильм, потому что все люди в фильме играют… Это социальный эксперимент, если вам нравится так его назвать».

Когда друзья, наконец, раскрыли обман, Кейси сказал: «Я не мог сказать это в течение двух лет, но я хотел, чтобы люди узнали, что это было спланированное, постановочное художественное произведение, создававшееся по заданному сценарию. Мне не было нужно, чтобы кто-то неправильно понял в фильме Хоакина или кого-то еще. Я хотел, чтобы люди увидели фильм таким, какой он есть на самом деле. В мои намерения не входило никого обманывать. Существует большая разница между обманом и побуждением кого-то к размышлению. Я просто хотел, чтобы люди смотрели фильм без какого-либо объясняющего вмешательства с моей или чьей-то еще стороны. Не знаю, было ли это лучшим вариантом».

«Я никогда не был кинорежиссером. Я не был уверен, что смогу сам через все это пройти. Я хотел понять, смогу ли я на самом деле пробежать этот марафон от начала до конца. Кроме того, меня интересовали некоторые идеи, но я не хотел снимать фильм с дидактическим содержанием. На повестке были разные мысли, об индустрии развлечений и о СМИ. Нельзя снять фильм о знаменитости, если он не будет в какой-то мере посвящен образу жизни элиты».

Он продолжил обсуждать нашу тягу к знаменитостям – как мы их создаем и уничтожаем, возводим на пьедестал и низвергаем, – а также те проблемы, с которыми он столкнулся при создании фильма.

«Проблемы накатывались волнами. И, если сбросить со счетов работу Хоакина, который очень правдоподобен, невероятно трудолюбив и одарен от природы, было непросто создавать интересную историю, непросто добиваться естественности сцен. Имелись и технические сложности».

«Я снимал фильм сам, и я еще [никогда не делал этого], думаю, по ходу фильма становится ясно, что он постепенно совершенствуется технически – так все и должно выглядеть: я этого хотел. Все начинается с очень невинной, наивной съемки одного друга другим. [Вначале] у нас была маленькая, дешевая камера, она все время дрожала, а изображение получалось зернистым. Затем, когда история начинает разворачиваться, картинка становится немного лучше, пока, в конце концов, изображение не получается таким технически совершенным, что больше не похоже на документальную съемку».