Хоббит

Впрочем, Белладонна Тук с тех пор, как вышла замуж за мистера Банго Бэггинса, ни в каких приключениях не участвовала. Банго Бэггинс, батюшка Бильбо, выстроил для нее (и частью на ее деньги) роскошнейшую нору, самую лучшую из всех нор, вырытых под Холмом, за Холмом или по ту сторону Реки, – и жили они там до конца своих дней. Но все же вполне возможно, что Бильбо, ее единственный сын, по виду и всем повадкам – вылитый мистер Банго, степенный хоббит и домосед, получил в наследство от Туков некую неуловимую странность, которая только ждала случая себя проявить. Случай долго не подворачивался – Бильбо дожил почти до пятидесяти лет в прекрасной норе, построенной отцом, которую я только что описал, и казалось, ничто уже не заставит его тронуться с насиженного места.

Но вот однажды – давным-давно, когда шума было поменьше, а зелени побольше, и хоббитов еще было много, и они благоденствовали, когда все было тихо-спокойно, и Бильбо Бэггинс стоял поутру после завтрака на пороге своей норы и курил длинную-длинную деревянную трубку, которая едва не касалась его босых ног с мохнатыми пальцами (шерстка была аккуратно расчесана щеткой), – случилось так, что мимо проходил Гандальв.

Гандальв! Если вы знаете хотя бы четверть того, что слыхал о нем я, – а я слыхал лишь малую толику того, что, наверное, можно о нем услышать, – то вы, как я полагаю, уже ждете какой-то невероятной истории. Где бы ни появлялся Гандальв, там тотчас начинали происходить самые удивительные истории и затевались небывалые приключения. Он давно не заглядывал в эти края, к Холму, – по сути, с тех самых пор, как умер его друг Старый Тук, и хоббиты уже почти позабыли, каков Гандальв с виду. Он странствовал по своим делам далеко за Холмом, по ту сторону Реки, и в последний раз его видели, когда нынешние отцы семейств были еще хоббитятами.

Поэтому Бильбо понятия не имел, кто перед ним, когда тем самым утром увидал подле своей норы старика с посохом. На старике была высокая синяя островерхая шляпа, большой серый плащ, серебристый шарф, скрытый под длинной, ниже пояса, белоснежной бородой, и огромные черные сапоги.

– Доброе утро! – простодушно сказал Бильбо. Утро и правда было доброе: солнце сияло, трава по весне зеленела.

Но Гандальв взглянул на него, насупив густые косматые брови, торчавшие из-под полей шляпы.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он. – Просто желаете мне доброго утра? Или хотите напомнить, что утро, мол, доброе, нравится это мне или нет? Или это вам оно кажется добрым? Или, по-вашему, нынче утром вообще все должны быть добрыми?

– Да всё вместе, – ответил Бильбо. – И вдобавок – прекрасное утро, чтобы выкурить трубочку у дверей. Если у вас есть трубка, присаживайтесь, попробуйте моего табачку! Торопиться некуда, целый день впереди! – И Бильбо уселся на скамеечку перед дверью, положил ногу на ногу и выпустил из своей трубки аккуратное колечко серого дыма – оно поднялось вверх и уплыло куда-то за Холм.

– Прелестно! – произнес Гандальв. – Но мне сейчас недосуг пускать колечки. Я ищу того, кто бы мог поучаствовать в приключении, которое я устраиваю, но пока никого не нашел!

– Еще бы, в наших-то краях! Мы простой, мирный народ. Я вообще приключений не жалую. Придумают же!.. Сначала всякие неприятности, передряги и неудобства, а потом к обеду опаздываешь! Не понимаю я, что в этом хорошего, – сказал наш мистер Бэггинс, заложив большой палец за подтяжку, пыхнул трубкой и выпустил еще одно колечко дыма, больше прежнего. Затем он достал утреннюю почту и принялся читать письма, не глядя на старика и притворяясь, что занят своими делами. Бильбо счел, что такой собеседник ему не подходит, и надеялся, что тот отправится дальше своей дорогой. Но старик не двинулся с места. Он стоял, опершись на посох, и молча смотрел на хоббита, так что в конце концов Бильбо смутился и даже слегка разозлился.

– Доброе утро! – повторил он. – Мы здесь ни в каких приключениях не нуждаемся, благодарствуйте! Поищите кого-нибудь за Холмом или по ту сторону Реки. – На самом деле он просто хотел сказать, что разговор окончен.

– Похоже, ваше «Доброе утро» годится на любой случай! – произнес Гандальв. – Теперь оно означает, что вы хотите избавиться от меня и что утро не будет добрым, пока вы меня не спровадите.

– О что вы, что вы, любезный сэр, – простите, я, кажется, не знаю вашего имени?

– О нет, любезный сэр, разумеется, знаете, – а я знаю ваше, мистер Бильбо Бэггинс. Вы знаете мое имя, хоть и забыли, что это имя – мое. Я – Гандальв, и Гандальв – это я! Подумать только, до чего я дожил: чтобы сын Белладонны Тук не нашел, чем меня приветить, кроме «доброго утра», словно я пришел к нему пуговицы продавать!