Хоббит, или Туда и Обратно

— Прощайте! — обратился Гэндальф к Торину. — Прощайте все! Идите прямо по тропе и никуда не сворачивайте. Тысяча против одного, что сделав это один раз, вы уже никогда не выйдете из Черной Пущи, и мне, впрочем, как и многим из живущих больше не придется увидеться с вами.

— А нам и в самом деле нужно в этот лес? — спросил хоббит.

— Обязательно! — воскликнул кудесник. — Если только вы хотите выйти к Одинокой горе. Вы должны идти или все бросить. И я запрещаю отказываться тебе, Бильбо Бэггинс! Мне стыдно за тебя! Будешь присматривать за карликами! — и тут Гэндальф засмеялся.

— Нет! Нет! — поторопился Бильбо. — Не это. Может, можно как-нибудь в обход…

— Если хочешь топать две сотни лиг к северу и вдвое больше на юг. Но этот путь опасен: в этой части мира вообще нет безопасных дорог. Помните, что вы в Дикоземье, а опасности здесь на каждом шагу. Вы не обойдете Черную Пущу с севера, как тут же уткнетесь в отроги Сирых гор, которые кишмя кишат гоблинами, хобгоблинами и орками самого худшего роду-племени. И на юг вам дорога заказана: окажетесь во владениях Некроманта, и даже тебе, Бильбо не нужно рассказывать об этом злобном колдуне. Не приближайтесь даже к тем местам, откуда издалека видна даже тень его черной крепости! Придерживайтесь тропы, не падайте духом, полагайтесь на удачу и, кто знает, может быть, в один прекрасный день вы выйдете к Долгой Топи, а за ней — Одинокая гора, где живет и, я надеюсь, не ждет вас старина Смауг.

— Утешил, нечего сказать! — проворчал Торин. — Прощай! Не идешь с нами — молчи и проваливай!

— Прощайте и удачи вам! — произнес Гэндальф и повернул коня на запад. Отъехав довольно далеко, он не смог удержаться, чтобы не оставить за собой последнего слова. Прежде чем скрыться из виду кудесник развернул коня и крикнул: — Прощайте! Берегите себя и не наделайте глупостей! Не сходите с тропы!

Затем он пустил коня галопом и исчез.

— Прощай и езжай своей дорогой! — буркнули карлики, ибо вместе с Гэндальфом скрылись и их надежды. Теперь началась самая опасная часть пути. Скитальцы взвалили на плечи котомки со снедью, мехи с водой, повернулись спинами к свету, заливавшему окрестности и вошли в лес.

Глава VIII МУХИ И ПАУКИ

Узкая тропа, — такая, что отряд шел гуськом, — начиналась под сводами двух очень старых деревьев с переплетенными ветвями, задушенными плющом, мхом и клочьями лишайника, на которых торчало несколько сморщенных почерневших листочков. Вскоре свет, проникавший извне, превратился в яркое пятнышко, тишина была такой, что путники слышали шорох своих шагов, а деревья, казалось, склонились и прислушивались ко всему.

По мере того, как глаза путников привыкали к сумраку, небольшие отрезки тропы (перед ними) покрывались мутно-зеленоватыми отсветами: иногда тонкий лучик солнца проскальзывал в случайные прорехи в густой листве, но часто этому мешали переплетенные ветви и сучья. Вскоре прекратилось и это.

В лесу жили черные белки. Зоркие любопытные глаза Бильбо быстро привыкли к потемкам, и он видел, как белки, махнув хвостами, убегали с тропы и скрывались за деревьями. Вокруг стоял странный шум: ворчание, свист, скрежет, шорохи в подлеске и сухой листве, укрывающей землю тяжелым ковром. Но в темноте невозможно было увидеть, кто так шумел. Противнее всего, пожалуй, была паутина — черная и липкая, с очень толстыми нитями, перекинутыми с дерева на дерево или опутавшими липкими комками нижние сучья. Однако сети были только по обе стороны тропы. Ни одна сеть не соединяла двух противоположных деревьев, то ли из-за каких-нибудь чар, то ли еще неизвестно почему.

Вскоре путники возненавидели Черную Пущу еще сильнее, чем пещеры гоблинов; надежды выбраться из его дебрей таяли. Но путь вел только вперед; а как хотелось света и ветра! Казалось, воздух застыл под лесным пологом, навсегда уступив духоте и вечному мраку. Это чувствовали даже карлики, привыкшие к полутемным пещерам, но хоббит, который никогда, особенно летом, не запирался в подземельях, просто задыхался.