Хоббит, или туда и обратно

– Любезнейший, — сказал тот, — не стоит ли поторопиться? Кто-то говорил, что надо тронуться пораньше, а теперь сидит завтракает, или как у вас это называется, в половине одиннадцатого утра! Они не могли ждать, поэтому оставили записку.

– Какую записку? — спросил бедный Бильбо Бэггинс в полнейшем замешательстве.

– Силы слоновьи! — вскричал Гандальф. — Ты, наверное, совсем потерял голову, раз даже не протер каминную полку!

– Что если и не протер? Мне пришлось перемыть гору посуды!

– Если бы ты протер полку, то нашел бы под часами вот это. — Гандальф протянул Бильбо послание (написанное, разумеется, на собственной бумаге хозяина).

«Торин со товарищи взломщику Бильбо — здравствовать!

Всеглубочайше признательны за оказанное гостеприимство; предложенную профессиональную помощь с благодарность принимаем. Условия: оплата наличными по получении, в размере до (но не сверх) одной четырнадцатой общей прибыли (при благоприятном исходе предприятия); дорожные издержки в любом случае, возмещение похоронных расходов нами или нашими представителями, буде возникнет такая надобность и дело не устроится каким-то иным образом.

Не видя необходимости тревожить ваш досточтимый сон, мы отбыли для завершения необходимых сборов и будем ожидать Вас в корчме «Зеленый дракон», Заречье, в 11 утра ровно. Рассчитываем на Вашу пунктуальность.

Честь имеем оставаться,

Искренне Ваши,

Торин со товарищи»

– Осталось десять минут. Придется бежать, — сказал Гандальф.

– Но… — начал Бильбо.

– Некогда, — сказал волшебник.

– Но… — снова начал Бильбо.

– Тоже некогда. Марш!

До конца своих дней Бильбо не мог понять, как очутился на улице без шляпы и трости, да и вообще без денег и всего, с чем обычно выходил из дому; он помнил только, что, не доев завтрак и не вымыв посуду, сунул Гандальфу ключи и со всех мохнатых ног припустил по аллее, мимо большой мельницы, через Реку и отмахал еще милю с лишком. И как же он запыхался, когда добежал до Заречья с одиннадцатым ударом часов и обнаружил, что не захватил с собой носового платка!

– Браво! — воскликнул Балин, который стоял в дверях корчмы и смотрел на Бильбо.

В этот самый миг из-за поворота дороги показались остальные гномы. Все они ехали на пони, обвешанных тюками, вьюками, мешками и прочими причиндалами. Имелся и совсем маленький пони, очевидно, для Бильбо.

– В седло, не мешкая! — призвал Торин.

– Приношу извинения, — промолвил Бильбо, — но я вышел без шляпы и оставил дома носовой платок, к тому же у меня нет при себе денег. Я получил вашу записку только в десять сорок пять, чтобы быть совсем точным.

– Не будьте совсем точным, — сказал Двалин, — и не горюйте! Научитесь обходиться без носового платка, да и без многого другого. Что до шляпы, у меня есть лишний плащ с капюшоном.

И так они тронулись в путь, трясясь на нагруженных пони, погожим апрельским утром; на Бильбо был темно-зеленый капюшон (несколько выцветший) и такой же плащ. Одежда Двалина сидела на нем мешком, и выглядел он довольно забавно. Что об этом подумал бы его отец Банго, предположить не решаюсь. Утешало Бильбо одно: без бороды его никто за гнома не примет.

Довольно скоро их догнал Гандальф верхом на белом коне. Он привез Бильбо кучу носовых платков, а также табак и трубку. После этого ехали очень весело, пели песни и рассказывали истории. В седлах провели весь день, за исключением того времени, когда спешивались перекусить. Это случалось реже, чем хотел бы Бильбо, и все же приключение ему нравилось.

Сперва их путь лежал через хоббитские земли, населенные приличным народом, с хорошими дорогами. Здесь попадались постоялые дворы; иногда путники встречали бредущего по делам фермера или гнома. Дальше пошли места, где жители говорили иначе, чем Под Холмом, и пели песни, которых Бильбо прежде не слышал. Наконец въехали в Глухой край, где не было ни жилья, ни гостиниц, а дороги становились менее и менее проезжими. Впереди темнели лесистые холмы; они поднимались выше и выше, превращаясь в отроги гор. Порою их венчали замки, зловещие, как будто их выстроил какой-то недобрый народ. Все было хмуро, даже погода испортилась. До сих пор май стоял, как в сказке, и даже лучше; теперь же стало сыро и холодно. Прежде они останавливались, где придется, но хотя бы в сухости.

«Подумать только, что скоро июнь», — ворчал Бильбо, трясясь в хвосте кавалькады. Время чая уже миновало, лил проливной дождь, с капюшона капало на глаза, плащ отяжелел от воды, усталый пони оступался на камнях в жидкой грязи; путники ехали нахохлившись и не разговаривали. «Наверняка намочило уже и одежду, и припасы в седельных сумках, — думал Бильбо. — Тьфу на эти приключения и все, что с ними связано! Вот бы оказаться в уютной норе у камелька, рядом с поющим чайником!» Сколько раз еще предстояло ему о них вспомнить!