Хоббит, который слишком много путешествовал

Заклинание перемещения миль на пять вперед и сразу заклинание неподвижности. Я вишу в воздухе на высоте полтора-двух миль и некоторое время созерцаю окрестности. Потом следующий прыжок и так далее.

Первое, что потрясло меня – это Сакред Вейл, каким он представляется птицам, нарезающим круги вокруг одинокой горы на высоте города, а то и ниже. Никакой гобелен не в силах передать странное величие кучки игрушечных зданий, приютившихся на склоне одинокой горы, первозданную красоту нерукотворного моста, связывающего Сакред Вейл с благодатной долиной, отданной словом Оберика в распоряжение безмозглым тварям. С каждым следующим прыжком я все больше удалялся от Сакред Вейла и, каждый раз обращая взгляд назад, видел город по-новому, и нельзя сказать, какой вид более прекрасен – когда город занимает все поле зрение или когда он практически неразличим на сером боку гигантской горы.

Местность подо мной круто понижалась, и мне пришлось опуститься ниже, чтобы не потерять из вида дорогу. Голые склоны сменил густой лес, и все чаще кроны деревьев смыкались над дорогой и ее направление приходилось угадывать. Хорошо, что эта дорога почти не петляет и угадать ее направление совсем не сложно.

На Арканусе не водятся пони. Мелочь, казалось бы, но из-за этой мелочи халфлинги совершенно лишены верхового и вьючного скота. Лошади халфлингам не подходят из-за чрезмерной величины, а овцы и козы – из-за слабости и глупости. Поэтому во владениях Оберика почти нет торговли, и дорога, над которой я лечу, так разительно отличается от главных трактов Аннура.

Говорят, в лесу, над которым я пролетаю, водится невероятное количество оленей, именно поэтому оленина в Сакред Вейле – основной вид мяса, куда более распространенный, чем свинина или баранина. Зачем заниматься тяжелым и утомительным каждодневным трудом, выращивая скотину, если мяса в лесу хватает на всех? Скорее всего, лет через пятьдесят поголовье дичи сократится и халфлингам придется думать о других источниках пропитания, переходить от варварства к цивилизованной жизни. Тьфу, Моргот меня раздери! Как я могу судить о том, что есть варварство, а что не есть варварство, руководствуясь теми представлениями, которые с молоком матери всосал в Хоббитании? Пора бы уже понять, что в каждом мире, да и в каждой отдельной стране свои представления и свои законы, и нельзя однозначно утверждать, что эти законы хорошие, а эти плохие только потому, что ты привык поступать так, а не иначе. Разные условия жизни порождают разные привычки, а разные привычки порождают разные законы, на словах это очевидно, но на деле уразуметь эту простую истину совсем непросто.

С каждым прыжком гора за спиной становится все меньше, зато вырастает другая гора прямо по курсу. Это не одинокая гора, это один из многих пиков, образующих величественный хребет, протянувшийся с севера на юг, если считать, что я по-прежнему лечу на северо-восток, что неочевидно – очень трудно ориентироваться, когда на небе нет ни солнца, ни звезд. Хребет круто обрывается, завершаясь самой высокой из образующих его вершин, и дорога ведет меня прямо к этой вершине. Что там говорил Ясенгард про то, что должно встретиться мне по пути? Не помню, пить надо меньше.

А это еще что такое? Голая поляна с полмили диаметром, деревенька в сотню дворов, и в эту деревню входят три дороги. Точно, Ясенгард говорил, что дорога, начинающаяся северным спуском, потом заворачивает на восток и сливается с той, по которой мне предстоит идти. Выходит, я уже преодолел около четверти пути. Интересно было бы приземлиться, поболтать с сельскими жителями Аркануса, но сейчас еще слишком рано. Надо пролететь хотя бы еще столько же.

Дорога постепенно забирала правее и я решил, что теперь лечу на восток. Прыжков через десять слева голубым зеркалом заблистала вода, вначале это была маленькая и узенькая речушка, берущая начало в горных ручьях, стекающих с отрогов хребта, оставшегося по левую руку (Иствейский хребет, внезапно подсказала память), с каждым прыжком река становилась все шире и полноводнее, на ее глади появились парусные лодки, сначала одна-другая, и вот уже они снуют по воде вдоль и поперек целыми стаями, и уже нет никаких сомнений, что это и есть могучий Торуин, величаво несущий свои воды к Великому Океану, омывающему восточные берега владений Оберика. Странная вещь память разумного – только что казалось, что вчерашняя попойка начисто стерла из памяти многочисленные инструкции, которыми снабдил меня Ясенгард, но нет, путевые приметы всплывают в памяти одна за другой.

Пожалуй, стоило бы спуститься отдохнуть, да и поесть бы не мешало, уже, должно быть, далеко за полдень. Или нет? Как трудно ориентироваться во времени, когда на небе нет солнца!