Сийм смочил палец, потер одну красную точку и сказал:
— Никакие это не веснушки. Это просто красным карандашом нарисовано.
Вдруг Сийм что-то заподозрил. Он полез под кровать, немного повозился там, потом встал, в одной руке горсть карандашей, а в другой-пустая коробка, и сказал плачущим голосом:
— Ну, конечно, это мои цветные карандаши, которые пропали, и у всех кончики обломаны.
— Хоботок, что это значит? — спросила мама. Хоботок стал объяснять:
— Это у меня веснушки. У Марис тоже были веснушки, а учительница с ней совсем не ругалась.
— У какой Марис? — спросила мама.
— А у той, что не разрешила Сийму меня бить.
— Что я слышу, Сийм? — удивился папа. — Ты бил в школе своего маленького игрушечного слоника?
Сийм перешел в наступление. Он громко воскликнул:
— А чего он говорит в классе разные глупости — все, о чем ты дома говоришь, и что я натянул три носка, и …
— Разве нельзя говорить правду?! — еще громче закричал Хоботок. — Уже и правду говорить нельзя!
Мама крикнула:
— О каких трех носках вы толкуете?
Сийм рассказал ей историю с носками.
Мама облегченно вздохнула, что загадка разрешилась. Она не любила загадок. Она любила, чтобы все было ясно.
Хоботок тоже вздохнул облегченно, как после долгого плача. Казалось, все вопросы разрешились благополучно. Но тут Сийм выудил из-под кровати свой новый учебник и захныкал:
— Смотрите, что здесь начиркано!
На задней обложке учебника черным карандашом была нарисована круглая, как шар, кошка.
Папа внимательно пригляделся к ней, словно она была ему знакома, и спросил:
— Хоботок, кто это?
Хоботок тоже посмотрел на кошку и сказал:
— Я думаю, это Мурляна.
На этот раз никто не спросил, кто такая Мурляна. Сийм еле сдерживал слезы. Мамин взгляд был устремлен на шкаф. Папа кивнул ей, взял в руки Хоботка и сказал:
— Да, дружок, мама очень верно сказала: всему есть предел. — И засунул Хоботка в шкаф.
В комнате было тихо и темно. Только уличный фонарь отбрасывал на штору слабый свет. Время от времени он покачивался, и тогда казалось, будто по малюсеньким клеточкам шторы ползают малюсенькие плюсы и минусы. Но это только казалось так. Плюсы вообще не могут ползать, потому что у них нет ног, и у минусов тоже нет. Вот мухи ползают по шторе вверх-вниз. Но все время они тоже не ползают, иногда летают и жужжат.
Сийм уже спал, но не совсем, а только чуть-чуть: как раз засыпал. Вдруг ему показалось, что кто-то постучал. Тихо-тихо.
— Это, наверно, Хоботок, — решил Сийм. — Ему в шкафу скучно, вот он и стучится.
Хотя Сийм и был всерьез обижен на Хоботка, он все же от души сочувствовал ему. Сийм тихонько постучал в дверцу шкафа и приветливо спросил:
— Ты чего стучишься, Хоботок?
— Вовсе я не стучусь, — послышался грустный приглушенный голос.
— Кто же стучался?
— Ты сам стучался.
— Сейчас-то стучался я, а кто стучался раньше?
— Я не стучался. Я думал.
— О чем ты думал?
— А о том, что маленькому игрушечному слонику ничего нельзя делать. В школу ходить — и то нельзя, сразу запирают в шкаф.
— А ты не чиркай в чужих учебниках, — пожурил его Сийм.
— А я и не чиркал в твоем новом учебнике!
— Интересно, кто же это сделал? Папа? Или мама?
— Это папа, — решил Хоботок.
Сийм фыркнул: так смешно было представить, как папа рисует в его учебнике кошек. Но Хоботку он строго сказал:
— Не болтай глупостей!
Некоторое время царила тишина, а потом из шкафа донесся радостный голос:
— Я знаю, кто это сделал! Это Мурляна!
— О какой Мурляне ты все время твердишь? — спросил Сийм.
Снова молчание. Хоботок раздумывал, говорить о Мурляне или нет. Наконец, он все же решил сказать. Бояться ему было нечего — самое худшее было уже позади.
— Мурляна — школьная кошка, — сказал он. — Ей семь тысяч лет…
— Таким старым никто не может быть, — сказал Сийм.
— А вот она может. Она мне сама сказала.
— Она наврала.
— Нет, Мурляна вообще не врет. Она не разрешила про нее никому рассказывать, а я все равно проговорился. Вот она и набедокурила, чтобы меня упрятали в шкаф.
Сийм, конечно, не поверил ни одному слову Хоботка, но не стал его прерывать, потому что хотел загнать его вопросами в тупик.
— Интересно, как кошка добралась до моей книжки? — начал он свой допрос.
— Она взяла ее из твоего портфеля, а еще взяла твой черный карандаш. Залезла под кровать и стала чиркать.
— Может, ты знаешь и то, как она попала в нашу квартиру?
— Очень просто. Она пошевелила левым усом, и дверь сама открылась. А когда она шевелит правым усом, все начинают летать.
— Кто — все?
— Букашки-таракашки и зеленый попугай. Я сам видел.
— Где ты это видел?
— В живом уголке.
— Странно, почему я не видел! Я тоже был в живом уголке. Мы перед торжественным собранием обошли всю школу. А этот зеленый попугай просто-напросто чучело. Ты подумай сам, если бы тебя набили ватой, ты бы смог летать?
— А вот он хлопал крыльями и кричал: "Дур-рак! Дур-рак!" А стоит Мурляне свистнуть, как раздастся страшный взрыв!
— Ты сам слышал?
— Да. Мурляна научит и меня свистеть. Я уже немножко умею.
— Ну-ка посвисти, я послушаю.
— В шкафу нельзя свистеть. В шкафу темно.