Хочешь-не-хочешь

Филипп рассказал мне кроме того, что та же участь, то есть преследование, постигла и всех тех крестьян, которых отец посылал с просьбами ко мне и за которых я хлопотал по судам. Даже бабу, сестру извозчика, и ту таскали почему-то к допросу и два дня продержали в части: полагали добиться от нее чего-то насчет расколу, так как ее с давних пор считали на деревне раскольницей, хотя и неизвестно почему. О себе Филипп рассказал, что он уж давно не живет у нас в кучерах: маменька отказали. Говорил он, что живет теперь где день, где ночь: сегодня сыт, а завтра – что бог даст…

Спрашивается, за что разогнали это гнездо?

Совершенно покойным и серьезным воротился я вместе с Филиппом на мою квартиру к учителю и объявил, что оставляю гимназию, еду в деревню и намерен сделать это завтра же. Я так категорически заявил мою волю, что никто и не подумал мне противоречить.

Похоронив на другой день отца, я унес с собою светлый образ погибшего доброго человека, унес его радость к доброму делу, унес обязанность искупить мою измену ему – и с этим запасом в душе воротился в деревню. Я сказал матушке, что не поеду более; она не противоречила, потому что чуяла, что меня заставляют это делать неотразимые доводы. Со смертью отца в матери с каждым днем исчезала причина чувствовать себя обиженной, а вместе с тем исчезало и то, что ее держало на свете… Быть может, и она под конец жизни поняла, что не была права перед отцом; быть может, вспоминая и думая, она и сама задумалась о бестолковщине жизни. Во всяком случае она со дня моего приезда затосковала, стала задумываться, худеть, чахнуть, а через год и скончалась.

Я остался один. За год перед этим я успел еще ближе познакомиться с семьей, где жил мой отец, и со всеми знавшими его. Воспоминания о нем в крестьянской среде принимали с каждым днем какой-то легендарный оттенок. Если бы я не имел на душе ничего, кроме своекорыстия, то и тогда обязан бы был, хоть из приличия, непременно походить на отца, продолжать его доброе дело, чтобы пользоваться сочувствием и любовью…»

На этом Митрофан Петрович окончил свой рассказ.

Примечания

Впервые напечатано в журнале «Отечественные записки», 1876, № 9.

В очерке намечена одна из основных тем всего цикла – тема «болезни русского сердца». Так Успенский определяет моральное состояние, которое было характерно для различных слоев русского общества пореформенной поры, в особенности для интеллигенции. Успенский показывает, что падение крепостного права было вместе с тем «отменой целой крепостной философской системы». Оно способствовало пробуждению в массах «новой, светлой мысли», вступившей в борьбу с унаследованными от прошлого понятиями и привычками. Эта борьба и порождала те разнообразные явления, которые писатель обобщенно называет «болезнью сердца». Огромная масса народа, пробужденная ломкой крепостнических порядков, начинала сознавать, как стремится показать Успенский, невозможность жить по-старому и, повинуясь голосу исторической необходимости, должна была вступить на путь искания новых форм жизни. Отсюда заглавие очерка: «Хочешь-не-хочешь». Борьбу между новыми и старыми понятиями Успенский раскрывает на судьбе героев рассказа – самого рассказчика и его отца, у которых проснулась мысль о долге перед народом.

В начале очерка Успенский выступает против французских буржуазных писателей-натуралистов, у которых «взгляд на человеческую природу доведен до такой простоты», что «романиста начинает заменять зоолог». В противоположность натуралистам Успенский считает, что задача «большого художника с большим сердцем» показать пробуждение в массах неудовлетворенности буржуазным строем, принижающим человека, показать стремления народных масс к новым, более справедливым и человеческим условиям жизни, обрисовать их внутренний духовный мир. Одновременно с настоящим очерком Успенский собирался написать специальную статью против натурализма «Брем и Золя» (письмо А. В. Каменскому от 9 мая 1875 года). Выступление Успенского против писателей-натуралистов перекликается с той беспощадной критикой французского натурализма, которую дал М. Е. Салтыков-Щедрин в своей книге «За рубежом». Тема «опрощения», разрыва со своей средой и «ухода в народ», определяющая судьбу героев рассказа, тесно связана с идеями, характерными для демократической интеллигенции 70-х годов. В дальнейшем Успенский ярко обрисовал в своих очерках и рассказах различные формы «хождения в народ», получившие распространение не только среди интеллигенции народнического толка, но и среди довольно широких слоев дворянско-буржуазной интеллигенции (цикл «Непорванные связи», 1880, и др.). Успенский показал не только те различные цели, которые влекли интеллигенцию «в народ», но и неизбежный крах ее попыток «слиться» с народом.